Десант на Эльтиген

— Инженер-майор Модин получит приказ выдать вам шанцевый инструмент. Зарывайтесь в землю, берегите людей. Ведь люди у вас замечательные.

— Да, матросы наши что надо, — с воодушевлением подхватил Рыбаков. — Вы уже слышали о лейтенанте Шумском. А как дрались с танками моряки Дубковский, Займулла, Киселев, Андрюшенко! Ведь у них все оружие было — гранаты, и все-таки задержали врага…

— Горжусь вашими людьми, — сказал я. — И надеюсь, что моряки и впредь не подкачают. Передайте им горячее спасибо от всех нас. Имейте в виду, что теперь ваш батальон будет подчиняться непосредственно мне.

Копылов тихо сказал комбату:

— Крепкий у вас замполит, капитан?

— О, да! — воскликнул Беляков. — Моряк всей душой! — Было видно, что эти слова стали для него высшей похвалой.

— Ведь вы не моряк, насколько мне известно, — продолжал Копылов.

— Пограничник, товарищ полковник, — ответил Беляков.

— А моряки о вас хорошо судят. Был в вашем батальоне, слышал. Так и называют — наш капитан. Лестно завоевать души таких ребят.

— Бой роднит, товарищ полковник! — Комбат сказал это убежденно и просто. Он был уравновешенным, опытным человеком и принял похвалу как должное.

Конечно, ему было приятно услышать от вышестоящего начальника подтверждение своего успеха в самом главном для офицера деле. Главное для настоящего офицера — завоевать уважение и доверие солдатского коллектива. А если к тому же удастся приобрести и любовь людей, то большего счастья трудно и пожелать. На мой взгляд, капитан приближался к этому идеалу так же, как и в коллективе своего полка Ковешников. Мы с Копыловым испытывали глубокое удовлетворение, тем более что в морском батальоне был прекрасный личный состав — участники боев за Одессу, за Севастополь, десантники Малой земли и Новороссийска, боевые, опытные люди.

Отпустив командира морской пехоты, мы занялись текущими делами. В 4.00 разведчики привели «языка». Бушин поставил задачу взять пленного в районе отметки "+6", хотя и мало надеялся на успех. Начальник штаба предполагал, что на этой высотке противник разместил свой НП. Он оказался прав. Там был оборудован наблюдательный пункт командира 98-й немецкой дивизии. Пленный служил связистом, вышел исправлять повреждение на линии, тут его и захватили семеро наших смельчаков. Он показал: вчера вечером офицеры на НП говорили о том, что в район Багерово приезжал командующий 17-й армией генерал Енике и проводил совещание. На совещании указывалось, что главные силы красных будут высаживаться в Эльтигене, а севернее Керчи ожидается вспомогательный удар. В данное время идет сосредоточение немецких войск главным образом в районе Тобечикского озера, то есть против левого фланга нашего плацдарма. Пленный передал услышанные им разговоры, из которых было ясно, что немецкое командование поставило задачу 3 ноября уничтожить эльтигенский десант.

К утру у нас на основе разнообразных данных сложилось определенное мнение о замысле противника. Ставя перед собой задачу ликвидации нашего десанта, он, очевидно, нанесет удар вдоль берега и в центр 31-го полка, с тем чтобы лишить десант возможности прорваться на юг и уйти на соединение с партизанами, действовавшими тогда в Старом Крыму.

Исходя из этого мы и строили свои контрпланы.

К 5.00 на мотоботах подошел 335-й гвардейский полк. Я рассказал полковнику Павлу Ильичу Нестерову, что представляет собой наш плацдарм, как войска бились вчера и к чему они готовятся сейчас.

— С местностью вас познакомит подполковник Челов. Он здесь уже как рыба в воде. Прошу поторопиться. В вашем распоряжении осталось не более двух часов.

Наблюдательный пункт командира дивизии был вынесен на сто метров в сторону от КП. За ночь саперы провели к нему глубокую траншею. Серые бугры земли и высокая, густая, уже посохшая трава надежно прикрывали НП от глаз неприятеля. В то же время отсюда был хороший обзор: просматривались исходные позиции и тылы противника вплоть до Багерово.

Легкий утренний ветерок чуть колыхал натянутую над нашими головами зеленовато-коричневую трофейную сетку. Тамань с рассвета начала пристрелку. Полковник Новиков корректировал огонь.

Всего вторые сутки мы воевали вместе, а он стал в штабе дивизии вполне своим человеком. "Бой роднит", — как сказал комбат моряков… В артиллерийском полковнике нравилось все: и плотная, внушающая уверенность, слегка горбящаяся фигура, и успокаивающий вологодский говорок, и характерная для кадрового офицера готовность подчинить себя воле старшего начальника. В это утро полковник работал на НП с обычной деловитостью, только большие серые глаза глубже запали, выдавая утомление. Склонившись над планшетом, он произвел последний подсчет, выпрямился, доложил:

— Пристрелка реперов закончена. Можно вызывать огонь. — Потом, поправив на груди бинокль, добавил другим, довольным, тоном: — Молодцы оружейники. Ночью восстановили обе трофейные зенитки. Думаю, преподнесем немцам сюрприз!

— Это хорошо. Надо их проучить, а то они слишком обнаглели.

Рядом молодой солдат-радист, пригнувшись к трубке, отчетливо выговаривал: "Даю настройку, раз — два — три…"