Десантно-штурмовая бригада. Непридуманный Афган

Перед Новым годом в клубе бригады царила суета – готовили концерт художественной самодеятельности. Кто-то что-то рисовал, кто-то прибивал и вешал. Кто-то репетировал свой номер в углу зала или на сцене. Но все, кто был в зале, как-то разом замерли, притихли, когда со сцены вдруг зазвучала под гитару «Кукушка». Мы все знали эту самую афганскую из афганских песен, слышали ее много раз.

Но в исполнении сидевшего на сцене парня она звучала как-то настолько глубоко, настолько проникновенно, что нельзя было не замереть, не заслушаться его пением…

А он, казалось, никого и ничего не замечал в этот момент, склонившись к струнам, – так и допел до конца, не подняв головы. Да, наверное, никто из нас и не существовал для него в этот момент.

Никто из тех, кто оказался на эти минуты в его власти, власти его голоса и его музыки.

Никто из тех, в чьей власти снова оказывался он с последним аккордом – ведь был он «шнуром» из разведвзвода первого батальона.

Прошло минутное очарование песней, и сразу стало заметно и исхудалое лицо, и короста на руках, и засаленное х/б… Обычный «молодой»…

Я больше никогда не видел его – во всяком случае, не помню, чтобы видел. На самом концерте было не до того, даже не слышал, как он пел…

Ни лица не помню, ни внешности – только песня его осталась в памяти.

После Нового года разведвзвод, в который уже раз, переформировали. «Шнуров», как водится, раскидали по ротам, пытаясь таким образом спасти от издержек педагогического рвения старослужащих-разведчиков.

Он попал в первую роту. И почти сразу батальон ушел на Нарай…

Конечно, вы уже все поняли сами…

Да, правильно… Так предсказуемо, что зубы скрипят…

Тем январским днем на Нарае именно ЕГО взвод отправился к броне за сухпаем. Он был одним из 17…

Я знаю – ничего нельзя предугадать. Уверен, тот, кто переводил его в первую роту, искренне хотел облегчить ему жизнь, избавить от издевательств.

Облегчил, избавил…

Понимаю – «если бы» не рассматривается.

Но до февраля, когда привозят молодых, оставался какой-то месяц.

И вот если бы…

Ладно, не буду.

Эпизод второй. Лейтенант

То ли в ноябре, то ли в декабре 85-го случился в первой роте неприятный инцидент. Рота возвращалась «домой» с сопровождения. Колонну сдали, как водится, третьему батальону и ехали «налегке», стараясь потому успеть побыстрее. На броне одной из БРДМ сидели лейтенант и двое солдат. Лейтенант все подгонял водилу: «Быстрей давай, чего тормозишь-то!»

За рулем БРДМки был Витя Вараксин, однокашник мой по Фергане. Их у нас в первом взводе трое было марийцев – Олег Мартынов, Славик Чендемеров и Витя Вараксин. Такие все разные – но держались заодно.

Витя был невысокий и рыжий-рыжий, даже ресницы рыжие. На лице места свободного от веснушек не было. Таких по жизни дразнят. И еще говорил он как будто в нос немного. В сочетании со своеобразным марийским акцентом получалось и правда очень смешно. Уж не знаю, от этого ли или просто по природе своей был Витя очень молчаливым. И вообще – тихоня был.

Громадный «Малыш» – Пархоменко все потешался, смешно коверкая Витину фамилию в подражание Витиному же говорку: «Вяряксин, Вяряксин…»

Витя терпел – терпел молча, потом чего-то там пытался «Малыша» заткнуть, но тот еще больше от этого расходился.

И уж тогда «вписывались» Мартын со Славиком. Да одного Мартына хватало. Хотя был он не намного крупнее Вити, но совсем другой – резкий, черноволосый, с раскосыми, дерзкими глазами. В принципе Мартын был довольно мирным, но уж если «заведется» – лучше не связываться. Здоровенный, но по сути добродушный «Малыш» на этом сразу успокаивался и примирительно басил: «Ну, ты чего, Олег, я ж так просто».

Не знаю, как было бы Вите без Мартына и Славика, но судьба его миловала, попали они все в одну отправку в Афган, а там в один батальон. Разве что Витя в первую роту, а Мартын к нам, во вторую.

Так что не пропал рыжий Витя Вараксин и у меня из виду…

Вот как раз на этого-то тихого и молчаливого Витю и «давил» нетерпеливый летюха. Давил-давил и додавил. Потихоньку прибавлял, прибавлял Витя скорости – а куда деваться-то, когда у тебя над ухом офицер зудит и зудит…

В какой-то момент Витя машину не удержал, и БРДМ свалилась со склона, несколько раз перевернувшись. Оба солдата, сидевших на броне, погибли…

А Витя и лейтенант отделались легкими ссадинами.

И вот кто-то из них должен был за случившееся ответить. Витя в ожидании решения командования, что делать со всей этой историей дальше, оказался на губе. По идее там же должен был оказаться и лейтенант. Но не оказался. Все-таки офицер…

И от командования его не отстранили. И на операцию в январе он пошел…

А Витю на операцию не взяли – он остался на губе ждать решения своей судьбы. Только вот судьба решила сперва обратить свой взор на лейтенанта.

В «тот самый» день именно его взводу выпала очередь идти за сухпаем…

Именно его, единственного офицера из убитых, не добили почему-то духи разрывной пулей в лицо.

И не сняли почему-то тот самый добела застиранный бушлат, кутаясь в который он недавно сидел на броне Витиной БРДМки…