Десантура-1942. В ледяном аду

Тот, словно неустанная машина, тяжело шагал впереди, разрыхляя снег. Петров глядел с ненавистью в спину рядового. Он ненавидел сейчас все на свете – немцев, войну, зиму, снег, елки и лично старшину Кокорина. Он устал. Он просто устал жить – стрелять, думать о еде, спать на снегу – вся жизнь его состояла только из этого. Другой жизни у него не было. Он не знал другой жизни.

– Стой! – тихо крикнул вдруг Кокорин и остановился сам. – Слышишь?

Петров ничего не слышал. Кроме шума крови в ушах. Но остановился.

Кокорин показал рукой – «ложись!». Петров послушно лег на ненавистный снег.

Кокорин махнул – «за мной!». Ефрейтор напрягся и пополз за ним, неловко выворачивая ступни в мягких креплениях лыж.

Они подползли к маленькой полянке – истоптанной, как будто по ней стадо мамонтов пробежало. И испачканной кровью…

На поляне лежали тела восьми десантников.

В изорванных, грязных маскхалатах.

Без голов. Все без голов. Головы ребят были развешаны на окружающих полянку деревьях.

Кокорин привстал, пытаясь разглядеть страшный пейзаж. Привстал и неожиданно потерял сознание. Не то от ужаса, не то от истощения.

А ефрейтор Петров сглотнул слюну и пополз – как рак – обратно.

Он полз, стараясь не глядеть перед собой. Не видеть. Не смотреть. Забыть. Он цеплял пальцами, выглядывающими из дырявых рукавиц, талый снег и запихивал его в рот, стараясь унять мучительную тошноту в желудке, пытающемся вырваться наружу.

Остановился он только после того, как дуло карабина ткнулось ему в спину.

– Юрген, еще один! – хрипло засмеялся чужой голос.

Петров ткнулся лицом в снег. И расцарапал свежий волдырь колючим настом. Сильная рука сдернула с ефрейтора подшлемник и схватила его за волосы.

– Еще одному конец, Дитрих!

Холодная сталь коснулась горла ефрейтора. И в этот момент он вдруг яростно закричал, выворачиваясь. Он зубами вцепился, рыча как волк, в руку, держащую кинжал, прокусил ее до крови и с наслаждением почуял теплую, солоноватую кровь…

Немец заорал и ударил его второй рукой по затылку.

А когда ефрейтор обмяк, резанул дрожащей рукой по горлу – раз резанул, второй, третий…

– Юрген, хватит! – смеясь, воскликнул второй эсэсовец.

– Он мне руку прокусил! – прорычал ему в ответ обер-шютце Юрген Грубер. А чуть позже поднял голову ефрейтора Петрова и насадил ее на сучок ближайшей березы. – Девять…

– Зато поедешь в отпуск! – ответил ему напарник. – Раненный большевистским зверем…

– Надеюсь, он зубы чистил, – проворчал эсэсовец, зажимая запястье. – Мне еще заразы не хватало. Дитрих, бинт дашь или нет?

– Держи, – напарник протянул раненому пакет. – Ну если и зараза… руку отнимут и вообще на войну не вернешься. А потом как инвалиду тебе землю тут дадут…

– Не хочу я тут. Одни болота. Помнишь, на Украине какие земли? Вот я там надел возьму после войны. И тебе в аренду сдам. Ты мне поможешь или нет? – рявкнул Юрген на Дитриха.

Когда же повязка была наложена, в кустах – откуда выполз сумасшедший русский – послышался стон.

– Еще один? – схватился за карабин Дитрих.

– Сейчас посмотрим… – проворчал Клинсманн.

Они подошли к кустарнику.

– Точно… еще один… Будем резать?

Грубер собрался было достать свой кинжал с выгравированными рунами СС, но тут русский тяжело перевернулся и на ломаном немецком произнес:

– Нет. Не стрелять. Я есть племянник Вячеслав Молотов.

Немцы молча переглянулись. После чего Юрген сунул кинжал в ножны. А через час старшина Василий Кокорин стоял перед каким-то немецким офицером и рассказывал ему, что родная мать Васи Кокорина – Ольга Михайловна Скрябина – родная сестра наркома иностранных дел СССР Вячеслава Михайловича Молотова. А сам Кокорин – не старшина, а порученец командующего фронтом генерал-полковника Курочкина.

А еще через час офицеры штаба дивизии СС «Мертвая голова» вынесли вердикт, сравнивая физиономию старшины Кокорина с газетной фотографией наркома Молотова – похож.

После чего Василий вдохновенно рассказывал немцам о том, что военная политика Советского Союза заключается в том, чтобы оттеснить Германию к границам сорок первого года, затем заключить мир и лет через десять-пятнадцать напасть на немцев и покончить с ними.

Обер-лейтенант Юрген фон Вальдерзее потом сильно удивлялся протоколу допроса. Но когда он повторно допрашивал племянника Молотова, пришел к выводу, что это – возможно! лишь возможно! – старшина Кокорин не врет. Вернее, говорит, что думает. И что он действительно племянник Молотова. Ведь фотографию сына Молотова – Григория, уже год находившегося в плену, он опознал, как и опознал фотографию Якова Джугашвили…

После допроса обер-лейтенант вышел на крыльцо и закурил, вслушиваясь в звуки далекого боя. Это проклятые десантники пытались прорваться к своим. Эх, если бы взять в плен кого-нибудь из русских офицеров… Но на такое чудо обер-лейтенант Юрген фон Вальдерзее рассчитывать не мог.

Интересно, этот старшина и впрямь племянник Молотова?

22

– А я откуда знаю, – удивился Тарасов. – Мне, знаете ли, о родственниках бойцов не докладывали.