Десантура

- Не нукай! Не запряг! Рук нет, а мужицкий корень на месте! Бабы-то терпеть не умеют. Женился бы я, распечатал бы… А она к Митьке-безрукому. Ладно-то или как?

- Не ладно. А с чего взял, что она к Митьке-то побежит? Он ж ее даже прижать не сможет.

- Бабы - они такие. Прижать не первое дело. Сила мужицкая в другом месте! - Высокий парень у окна нервно колотил по стене крепко сжатым кулаком. - Вот выберусь отсюда - первым делом в банно-прачечный отряд пойду.

- Корнем трясти? - хохотнул кто-то в темноте далекого угла.

- Дура ты! Дура! Я девку голой только на пруду из кустов выглядывал!

- Сам ты дура, Фофанов. Мог бы и не только поглядеть, а и полапать как следует! Женился бы и хорошо.

- Ну уж нет! Вернусь - первым делом под подол ей полезу. Проверять. Целая она или нет.

- А ну не целая - тогда как!

- Убью, - сказал Фофанов. Спокойно так сказал. - Ее убью, хахаля убью и председателя убью.

- А председателя-то за что? - удивился голос.

- А что не доглядел…

- Эх… Да разве тут доглядишь… - вздохнул кто-то ещё. - Как там в песне-то… 'И у детской кровати тайком, сульфазин принимаешь…'

- Слышь, Колупаев, я ведь и тебя сейчас прирежу… - Фофанов стал медленно приподниматься.

- Стоять! - Фомичев рявкнул, перекрыв назревающую драку. - Обалдели, что ли? Немец вот-вот атакует, а они тут из-за баб несуществующих решили зубы друг другу посчитать!

- Извини, Фомичев! Тут чего-то Фофанова на воспоминания понесло.

- А ты, зубоскал, и готов поиздеваться, да?

Сержант Паша Колупаев встал из своего угла, тяжело вздохнув:

- Серег, извини, не со зла я!

Фофанов молча кивнул. Потом пожал протянутую руку Колупаева.

- Новости есть?

- Есть, Паш… Выйдем?

Фомичев и Колупаев вышли на воздух. Солнышко яростно наверстывало упущенное зимой, стуча капелью по уцелевшим наличникам.

- Донесение из штаба бригады, Паш. Уходим.

- Куда?

- Обратно на базу. Аэродром готов, эвакуация раненых начинается. Слава Богу, отлежались тут в тепле, подкормились немного…

- Картохой вареной…

- В лесу и картохи-то нет.

- Тоже верно. Прислали кого?

- Нет. Сами будем вытаскивать до базы.

- Звездец… Нас тут двадцать здоровых и сотня раненых! По пятерых на брата! Тарасов чем там думает-то?

Колупаев аж схватился за голову, обдумывая - как лучше эвакуировать раненых.

Фомичев вздохнул:

- Паш… Часть раненых своим ходом доберутся. Тут всего пять километров. На полпути встретят, помогут, дотащат ослабевших.

- А если…

- А если немцы… На этот счет, надо прикрытие оставить. Человек пять. С пулемётом и ПТР.

- Понятно…

Потом сержант Колупаев посмотрел в глаза сержанту Фомичеву и…

- Да, понял, Коль, понял. Я останусь.

- Паш… Я бы, но приказ-то мне…

- Нормально все будет, Коль… До темноты выждем и к вам рванем! По рукам?

Они пожали руки и разошлись - каждый по своим делам.

А ещё через два часа прощались снова.

- Догоняй!

Фомичев надел веревку от самодельных волокуш на грудь и сделал шаг вперёд. На волокушах лежал, так и не пришедший в сознание со дня атаки на Опуево, какой-то неизвестный Колупаеву боец.

Колонна раненых двинулась в лес. Каждый из здоровых тащил такую же, как сержант Фомичев, волокушу. Рядом с каждым шли, пошатываясь, те, кто мог ходить. Шли на запад. Русские солдаты привыкли ходить на запад. Хоть и темна вода в облаках, но и в эту войну - так они надеялись - дойдут до запада. Никто из них не помнил - как родился, никто не знает - как умрет. А женщины смотрели на их бритые, когда-то затылки. Забинтованные, грязные, обросшие затылки. Никто из бойцов не оглядывался. Они отступали на запад.

А какая-то бабушка крестила и кланялась каждому из колонны:

- Святый Боже…

Голова забинтована, глаз нет. Но идёт сам, держась за плечо товарища. И несет винтовку.

- Святый крепкий…

У этого оторвана рука по локоть. Лицо бледное-бледное. идёт. Оглядывается. За ремнем граната.

- Святый безсмертный…

Лежит на волокуше. Смотрит в небо. Глаза пустые-пустые. Голубые-голубые. Открытые. К небу закрытыми глазами не подняться. А пальцы живые. Почерневшие. Обугленные морозом. Стучат, стучат что-то морзянкой по саням.

Старушка хватает проходящих мимо. Сует вареную картошку в мундире. Десантники - кто может - кивком благодарит ее…

И никто не спросит, как зовут бабушку. Сил нет. Безымянные бабушки войны…

- Опять мужикам кровушку проливать… - шептали бабы во след.

Колупаев сплюнул три раза через плечо, глядя на уходящую колонну:

- По местам! Трапезников, Коврига - на левый фланг. Противотанковое возьмите. Васильев, Паньков - на правый. Ждем до темноты плюс час. Потом уходим за колонной.

- Лады, командир! А ты где будешь?

- На чердаке за пулемётом. Если немцы атакуют - Васильев!

- Я!

- Бьешь из противотанкового по бронетехнике. Только когда втянутся на поворот, понял?

- Не дурак, Паш… Понял.

- Я пехоту отсекаю. Да продержимся, парни! Не пройдет тут немец!

Колупаев ещё раз бросил взгляд назад. Колонна уходила в лес. Медленно уходила. Изо всех сил уходила.

- По местам, ребят…

Звонкая такая тишина… Как будто война где-то там, далеко… За лесным полумраком…