Десантура

Убивали ее долго. Сначала просто пинали, потом вытащили на мороз, отрезали тем же тесаком груди, завернули руки за спину и так подвесили. Потом…

А она улыбалась беззубым ртом.

Она вернулась в ту ночь - с двадцать второго на двадцать третье июня. Мама утром не ругалась, когда Вера провожала Юрку на фронт. Мама плакала. Как плакала и в октябре, когда Вера ушла добровольцем. Говорила, что у войны не женское лицо.

Мама была права.

У войны не женское лицо. У нее вообще нет лица.

У войны страшная, кровавая, жестокая харя.

19.

- Конечно мы знали, Николай Ефимович! Ваши частоты нам были известны. Шифры тоже мы читали легко. Увы для вас, к счастью для нас!

- Это да, для вас к счастью… - ответил Тарасов.

- Что же произошло дальше, господин подполковник?

- Во время операции под Доброслями майор Гринёв был легко ранен. После чего был эвакуирован в тыл.

- Вы видели его?

- Нет. Об этом на совещании Латыпову и мне доложил комиссар двести четвертой Никитин. Сам же Гринёв так и не появился.

- Кстати, как вы, господин подполковник, относитесь к институту комиссаров?

- Отрицательно. В армии в основу должен быть положен принцип единоначалия. Если приказ командира может кто-то отменить - это не армия. Это балаган. Хорошо, если у командира с комиссаром - взаимопонимание. Но… Этого сложно добиться, понимаете, Юрген?

- Конечно, лично я вижу в институте комиссаров - элемент контроля коммунистами над армией, - фон Вальдерзее флегматично жевал бутерброд с ветчиной. - Насколько я понимаю, Сталин так и не доверяет Красной Армии, после процессов тридцатых?

- Это вы, герр обер-лейтенант, у Сталина и спросите…

- ещё спросим, господин подполковник, ещё спросим…

Тарасов едва сдержал ухмылку:

- Юрген, но вермахт тоже находится под контролем НСДАП? Не так ли?

- Нет. Не так. Конечно, у нас есть политические руководители - они следят за поддержанием национал-социалистического духа, но моей работой из политиков никто не руководит.

- Юрген, вы уверены?

Фон Вальдерзее аж поперхнулся ветчиной:

- Интересно, кто из нас допрашиваемый? Итак, почему ваше военный совет принял решение уйти под Игожево?

Тарасов вздохнул…

***

Раздавленные неудачей в главном бою все операции, десантники разбредались по своим шалашам. А в штабе шёл горячий спор. Что делать дальше?

Немцы уже обнаружили расположение лагеря - сегодняшняя атака полевого госпиталя подтвердила это. Понятно, что это была разведка боем. Но отсюда следует, что промедление подобно смерти. Необходимо сниматься и уходить. Но куда уходить, имея на руках двести раненых, из которых половина - тяжело? Тащить на себе? КУДА??

- Гринёв! Тварь! Ты, где был, где был? - Тарасов вскочил с берёзовой чурки, заменявшей стул, когда комбриг-двести четыре вошёл в штабной шалаш.

- Подполковник, успокойтесь! - крикнул на него Латыпов.

А Гринёв побледнел и схватился за раненое плечо. Несколько картинно, правда, как показалось Мачихину. Гринёва поддержал его комиссар - Никитин.

- Вы слова подбирайте, Тарасов, - почти крикнул Никитин. - Видите, Георгий Захарович ранен!

Гринёв, поморщившись, сел за дощатый стол. Потом он погладил себя по плечу и бесцветным голосом начал:

- Бригада попала на замаскированные огневые точки - вкопанные танки. И кинжальный фланговый огонь крупнокалиберных пулемётов…

- Положить десантников за зря? Увольте! - рявкнул на Тарасова Никитин.

- Была бы моя воля - уволил бы в расход, товарищ полковой комиссар! Доклады тут не надо докладывать. Надо приказы выполнять!

- Спокойно, подполковник. Все же двести четвертая имеет боевой опыт - и Болград с Кагулом в Молдавии, и бои с белофиннами в составе Пятнадцатой армии, - остановил Тарасова Латыпов.

- А эти тут причем? - презрительно кивнул в сторону Гринёва и Никитина Тарасов. - Они, что были там?

- Ефимыч, спокойнее… - шепнул ему Мачихин.

А дневальный подбросил ещё одну охапочку дров в печку-чугунку. Она защелкала, затрещала, и чайник снова забурлил кипятком.

- Ещё раз говорю! - встал Латыпов. - Полеты будем разбирать дома. Давайте решать. Что. Делать. Дальше.

Полковник раздельно, почти по слогам, произнес последние слова:

- Шишкин, доложите обстановку.

- Южный берег реки Явонь немцами сильно укреплен. Дзоты. Закопаны танки. Окопы в полный профиль. Вдоль берега дорога Демянск-Старая Русса. По дороге курсируют бронетранспортеры. В Лесистых участках - дозоры по пять-семь солдат. Саму дорогу постоянно чистят мирные жители из Демянска, Доброслей, Игожево и других населенных пунктов. Разведка обнаружила, что в Игожево расположен штаб восемьдесят девятого полка и семьсот седьмого штрафного батальона. И какой-то генерал…

- Это когда Малеев там генерала обнаружил? - удивился Латыпов.

- Позавчера ещё, товарищ полковник! - ответил майор Шишкин. - Лежали в засаде, наблюдали как старик в штанах с лампасами зарядку делал. Взяли ефрейтора из дозора, но тот помер случайно, прежде чем о генерале рассказал.

- Случайно? - засмеялись командиры.

- Перестарались, - буркнул начштаба. - Виновные наказаны.

- Как? - спросил Латыпов.