Дешевка

Имоджин сконфуженно посмотрела на свои руки и сказала:

— У меня просто привычка подбирать игрушки, их дети везде разбрасывают. Я даже не заметила.

Пристраивая динозаврика на его законное место, Имоджин повертела игрушку в руках и увидела, что на боку аккуратными крупными буквами толстым черным маркером написано ее имя: «ИМОДЖИН». Что бы это значило?

Ева заметила ее замешательство и, кажется, на миг лишилась дара речи. Однако, этот миг оказался совсем коротким. Потом она взяла бронтозавра и сказала:

— Я назвала его Имоджин, — держа игрушку на весу, она быстро качнула ею взад-вперед, — потому что ты — наш офисный динозавр, — Евины губы изогнулись в жестокой улыбке. И что ей на это ответить? На ее лице не было заметно и следа раскаяния. Она смотрела прямо на Имоджин.

«Перевести в шутку. Я должна перевести все это в шутку».

— Пожалуй, я считаю себя скорее тираннозавром, чем бронтозавром, — сообщила Имоджин, отходя от Евиного стола.

* * *

Ева не хотела, чтобы кто-то вел ее к алтарю. Это ее день. Был бы жив отец, наверняка перетянул бы одеяло на себя и оказался бы в центре внимания. Он всегда так делал. Такой отстой — быть нежеланной дочерью самого популярного человека в городе.

Большой Джон Мортон вместе с круглыми ушными мочками и большим ртом передал дочери и свое упрямство. Этот человек был самым невезучим везунчиком в городе Кеноша, Висконсин. Футбольный тренер в старшей школе с лучшими показателями в штате, он никогда не получал приглашений, благодаря которым его карьера пошла бы в гору, и всё из-за проблем во взаимоотношениях, проблем настолько серьезных, что никто в верхнем эшелоне университетской среды не хотел с ним работать. Не секрет, что Большой Джон хотел сына, он даже не пытался скрыть свое разочарование Евой. После смерти Евиной мамы положение только ухудшилось. У Евы было материнское телосложение и такие же рыжие кудри; все это заставляло Большого Джона поеживаться при виде дочери, о которой он регулярно говорил как о «всего лишь девчонке», вместо того чтоб назвать по имени, несмотря на все ее старания ни в чем не отставать от мальчишек.

Девочки в начальной школе относились к ней скверно. Отец настаивал на покупке бесполой одежды вроде полосатых рубашек для регби и мешковатых шорт цвета хаки. Он и стриг ее под мальчика. В средних классах она в конце концов восстала, ударилась в моду, одеваясь максимально по-девчоночьи, отрастив волосы и слишком усердствуя с тенями для век, помадой и тушью. Она стала нравиться мальчикам, а если ты им нравишься, другие девочки тоже начинают хорошо к тебе относиться. Или, во всяком случае, притворяться, что это так.

Участие в школьной команде по плаванию и высокий средний балл аттестата не искупали в глазах отца отсутствие у дочери игрек-хромосомы. Предметом отцовской гордости стало лишь поступление дочери в Гарвард. А потом папы не стало. Ева знала, что от нее ожидали сильных переживаний, но на похоронах ей пришлось изображать те чувства, которые хотели видеть окружающие, и это оказалось нелегко. Она вообще не хотела туда ехать, но тогда навсегда стала бы девушкой, не явившейся на похороны отца, и это опозорило бы ее на весь «Фейсбук». Она уехала и показала всем этим лузерам, которые не знали, что за пределами Висконсина тоже есть жизнь. Им следовало бы посильнее восхищаться тем, чего она достигла в Нью-Йорке и потом, в Кембридже. Но никто даже не упомянул Гарвард или «Глянец», как будто они вообще не следили за ней в соцсетях. Однако она пригласила кое-кого из них на свадьбу. Так они хотя бы фотки запостят, и люди в родном городе увидят, что Ева Мортон (которая скоро станет Евой Максвелл) — Победительница-По-Жизни.

* * *

Обнаружив через пару часов в своей почте письмо от Лесли Докинз, Имоджин удивилась — девушка, которую она видела плачущей в лифте, казалась сломленной и на какие-либо протесты неспособной. Собственно, электронное послание было адресовано Еве, а Имоджин, явно не по ошибке, получила копию, как и двадцать других сотрудников «Глянца» и некоторое количество журналистов, начиная от корреспондентов газет вроде «Пост», «Нью-Йорк Дейли Ньюс» и язвительного «Обсервер» и кончая авторами, пишущими для сайтов типа Gawker,[117] BuzzFeed,

[118] «ТекБлаб»[119] и Daily Beast.[120] В письме содержалась критика того, как Ева обращалась с его автором и как продуманно ее уволила.