Дешевка

Конечно, в этом новом мире существовали и полюбившиеся Имоджин вещи. Возможность в любой момент пообщаться с целой кучей новых людей в «Инстаграме» и «Твиттере» превратилась в такую же зависимость, как от кофеина. Лайки и ретвиты странным образом повышали самооценку и вызывали чувство уверенности в себе, не имевшее ничего общего с тем, что происходило в реальной жизни. В золотом гламурном мире, в который она окуналась при помощи «Инстаграма», все выглядело настолько идеальным, что ей иногда трудно было вспомнить, как дышать. Наверное, нечто подобное испытывали работники во времена индустриальной революции, когда их жизни внезапно круто изменились. Буквально вчера ты владел небольшим семейным бизнесом, делал сыры или подковы, продавал их соседям, а сегодня уже вынужден идти на завод и производить там что-то для безликих, безымянных покупателей. Похожие чувства вызывал у Имоджин и Интернет. Конечно, она никогда не встречала большинство читателей своего журнала, но ощущала, что связана с ними. Она их понимала. А вот молодых женщин, кликающих на заголовки вроде «20 необходимых элементов, чтобы сделать сбор тыкв накануне Хеллоуина неповторимым» или «10 силовых тренировок с бутылкой воды, не выходя из машины», — нет. Но она отчаянно хотела проникнуть в мысли поколения миллениума, подергать за ниточки, покрутить шестеренки, понять, как устроены их мозги.

Каждое утро, стоило только Имоджин проснуться, на нее первым делом наваливалась тяжесть. И ей приходилось выбираться из кровати, невзирая на эту тяжесть. Как бы рано она ни поднялась, ее электронный ящик буквально распирало от писем, большинство которых содержало аббревиатуры слов и фраз и было написано в духе потока сознания Джойса. Их писала и отправляла Ева, причем произойти это могло в любой час ночи. Когда находишься на вершине мира, встать с постели очень просто. А если жизнь потекла не в то русло, нет ничего сложнее, чем стянуть с себя одеяло. «Я хочу лежать, и всё», — шептал голос в голове Имоджин, и она зарывалась лицом в подушку. И так каждое утро. Вдобавок раньше она уходила с работы в шесть, а теперь обнаружила, что пытается незаметно улизнуть, чтобы приехать домой к девяти. В один из таких вечеров она столкнулась в лифте с плачущей девушкой. Это мог быть вечер любого дня недели. Теперь расписание никогда не менялось. Больше не существовало той ритмической игры, когда ближе к концу месяца перед выходом очередного номера журнала все вдруг оказывались бешено заняты, потом расслаблялись, прежде чем вновь собраться и начать все сначала. Имоджин отчаянно старалась сохранить хоть какой-то редакторский контроль над публикациями, хотя бы проглядывать то, что выкладывают на сайт, иногда внося серьезные правки, утверждая или удаляя фотографии.

Она никогда по-настоящему не занималась построчным редактированием, но и столько ошибок тоже никогда за свою жизнь не видела.

— Кто это вычитывал? — спросила она Еву в то утро.

Ева едва оторвала глаза от ноутбука и пожала голыми плечами:

— Никто. Все идет прямо на сайт. Это же Интернет. Всегда можно все исправить.

— Тебе не кажется, что это как-то небрежно?

— Мне кажется, чем больше материала, тем лучше.

На этом разговор закончился.

Все процессы шли беспрерывно. Сайт круглосуточно обновлялся, контент определялся трафиком. Если какая-то знаменитость обручилась, на сайте могло появиться тринадцать связанных с модой постов о стиле этой знаменитости, о стиле ее жениха или невесты, стиле их будущего ребенка и в обязательном порядке о стиле свадебной церемонии. Сейчас они выкладывали на сайт больше сотни единиц контента в день, и каждая из них заканчивалась неизменной строкой тега, наводящей на мысли о творчестве несовершеннолетних:

«Убедитесь, что не пропустите ничего из наших отличных (ЛОЛ) материалов! Подпишитесь на рассылку „Глянца“ сегодня!»

Уход в восемь вечера теперь казался роскошью, ведь в офисе еще заседала целая армия девушек, которые колотили по клавишам, поедали суши, заказанные Евой на ужин, и запивали их органическими соками жизнерадостных расцветок или диетическим «Ред Буллом». Имоджин в любом случае преследовало чувство вины — и когда она оставалась подольше, и когда уходила домой. Она не выключала свет у себя в кабинете. Оставляла кофточку в рабочем кресле, и ее компьютер продолжал работать, чтобы создавалось впечатление, будто она где-то тут, в здании, просто отошла. К концу дня она понимала, что ей не удалось обдурить Еву. Что-то говорило ей, что Ева точно знает, где она находится в каждый отдельно взятый момент. Возможно, ее оповещало об этом какое-то приложение.