Десять дней, которые потрясли весь мир

Измученные, покрытые кровью, торжествующие матросы и рабочие ворвались в аппаратный зал и, увидев сразу столько хорошеньких девушек, смутились и нерешительно затоптались на месте. Ни одна девушка не пострадала, ни одна не подверглась оскорблению. Перепуганные, они забились в угол и затем, почувствовав себя в безопасности, дали волю своей злости. «У, грязные мужики, невежды! Дураки!…» Матросы и красногвардейцы совсем растерялись. «Звери! Свиньи!» - визжали девушки, с негодованием надевая пальто и шляпы. Как романтичны были их переживания, когда они передавали патроны и делали перевязки своим смелым молодым защитникам, юнкерам, из которых многие были из лучших русских семей и сражались за возвращение обожаемого царя! А тут все были рабочие да крестьяне - «тёмный народ»…

Комиссар Военно-революционного комитета, маленький Вишняк, пытался убедить девушек остаться. Он был необычайно вежлив. «С вами очень плохо обращались, - говорил он. - Телефонная сеть находилась в руках городской думы. Вам платили по 60 рублей в месяц, заставляли работать по десять часов в сутки и больше… Отныне всё будет по-другому. Правительство передаст сеть министерству почт и телеграфов. Вам немедленно подымут жалование до 150 рублей и уменьшат рабочий день. В качестве членов рабочего класса вы должны быть счастливы…»

«Члены рабочего класса! Уж не думает ли он, что между этими… этими животными и нами есть что-нибудь общее? Оставаться? Да хоть бы вы нам дали по тысяче рублей!…» И девушки с величайшим презрением покинули здание.

Остались только служащие, монтёры и рабочие. Но коммутаторы должны работать: телефон был жизненно необходим… Имелось же всего полдюжины опытных телефонисток. Вызвали добровольцев. На призыв ответило до сотни матросов, солдат и рабочих. Шестеро девушек носились кругом, инструктируя, помогая, бранясь… Дело пошло кое-как, но всё-таки пошло, и провода снова загудели. Прежде всего установили связь между Смольным, казармами и фабриками, затем отрезали сообщение с думой и юнкерскими училищами… Поздно вечером слух об этом распространился по всему городу, и сотни представителей буржуазии орали в телефонные трубки: «Дураки! Черти! Вы думаете, это надолго? Погодите, вот придут казаки!».

Наступала ночь. На Невском, по которому завывал жестокий ветер, не было почти ни души, только против Казанского собора собралась толпа и продолжала бесконечный спор; несколько рабочих, несколько солдат, а все остальные - торговцы, чиновники и им подобные.

«Ленин не заставит немцев заключить мир!» - кричал кто-то.

Молодой солдат с жаром возражал: «А кто виноват? Всё Керенский ваш, проклятый буржуй! К чёрту Керенского! Не хотим его! Хотим Ленина!…».

Около думы офицер с белой повязкой на руке, громко ругаясь, срывал со стены плакаты. Один из них гласил:

«Гласные большевики - населению Петрограда.

В тревожный час, когда городская дума должна была бы направить все свои силы на успокоение населения, обеспечить его хлебом и самым необходимым, правые социал-революционеры и кадеты, забывая свой долг, превратили городскую думу в контрреволюционный митинг, стараясь натравить одну часть населения на другую и тем самым облегчить победу Корнилову - Керенскому. Вместо исполнения прямых своих обязанностей правые социал-революционеры и кадеты превратили городскую думу в арену политической борьбы против Советов р., с. и кр. депутатов, против революционного правительства мира, хлеба и свободы.

Граждане Петрограда! Мы, гласные большевики, избранные вами, доводим до вашего сведения, что правые социал-революционеры и кадеты увлеклись контрреволюционной борьбой, забыли свои прямые обязанности и ведут население к голоду, к гражданской войне, к кровопролитию. Мы, избранники 183.000 населения, считаем своим долгом довести всё происходящее в городской думе до сведения избирателей и заявляем, что мы слагаем с себя всякую ответственность за грядущие печальные последствия».

Издали доносились случайные выстрелы, но город был холоден и спокоен, словно обессилев от судорог, сотрясавших его.

В Николаевском зале подходило к концу заседание думы. Казалось, даже яростная дума несколько притихла. Комиссары один за другим сообщали: захвачена телефонная станция, на улицах идёт бой, взято Владимирское училище… «Дума, - говорил Трупп, - на стороне демократии в её борьбе против насилия и произвола; но, во всяком случае, какая бы сторона ни взяла верх, дума всегда будет против самосудов и пыток…»

Кадет Коновский, высокий старик с жёстким лицом, заявил: «Когда войска законного правительства войдут в Петроград, они расстреляют бунтовщиков, и это не будет самосудом». Протестующие крики со всех концов зала, не исключая и кадетов.