Десять кубинских историй. Лучшие рассказы кубинских писателей

Еще одна деталь, которую я заметил, — на шее Анна Скляр носила турецкий «глаз» — сине-черный амулет, приносящий удачу. Она не сняла его, когда мы были вместе, я ее так и запомнил: с медальончиком на шее, белоснежной кожей живота и маленькой грудью, которая выглядела слегка вызывающе для такой высокой женщины, как она.

Чтобы ее порадовать, я сказал: «Будь у тебя большая грудь, ты бы мне так не нравилась. А твои груди олицетворяют твою суть, идущую из самой глубины души».

Она слушала меня с серьезным лицом. Лежа рядом, слегка согнув ноги, она размышляла над моей фразой, внизу ее живота темнел выбритый треугольник.

— Я знаю, что у Анны Карениной были такие же груди, — сказал я ей, чтобы закончить мысль.

Без всякого пафоса она мне объяснила:

— Я тоже ими восхищаюсь. И если бы мои груди были больше, их целовала бы женщина, а не мужчина.

Но целовал их я, постепенно начиная покусывать, чтобы снова ее возбудить. Когда я почувствовал, что она готова, я попросил, привстав:

— Помочись.

Она ничуть не удивилась и, тоже привстав, спросила:

— Прямо здесь?

— В унитаз, — уточнил я.

Как была прекрасна Анна Скляр в тот момент, когда, не садясь на унитаз, она с шумом мочилась, наблюдая за мной одновременно вызывающе и покорно. Это чувство возникло у нее из-за того, как она мне пояснила, когда я вытирал ее ладонью, что мое сравнение ее с Анной Карениной вызвало в ней такую неукротимость, которую она не могла не проявить. Я обнял ее. Спрятал лицо на ее шее и позволил рукам вести диалог с ее теплой спиной. Провел рукой по маленьким бедрам и развел ее ноги, чтобы сладостно мучить себя изображением, которое отражалось в зеркале.

И тут я услышал, как она сказала:

— Теперь ты.

Я попытался, но у меня ничего не получалось. То, что стекало в унитаз, было до смешного похоже на моросящий дождик, и она, веселясь, смотрела на меня, возможно, слегка разочарованно, потому что ждала, а вернее, нуждалась в том, чтобы убедиться в силе моей струи и рассеять свои сомнения.

— Я хотела в конце концов узнать, кто там был в тот вечер, ты или Нихат.

Она произнесла имя моего гостеприимного турка так, как будто бы знала его всю жизнь, лишая меня тем самым даже права смутиться. И тут же, начав одеваться, она пояснила, что единственное, что ей запретил турок, — это видеться со мной. Что в самолете мы встретились действительно чисто случайно, но относительно дальнейших встреч Нихат был неумолим. Он неплохой человек, пояснила Анна Скляр, несмотря на то что хорошо ведет свои дела. Не смешивает бизнес и личное. Для него девушки — это одно, а культура — другое, это его валюта.

— Хотя меня он считает, как он мне говорил, самой культурной гетерой Стамбула.

Нет ли такого рассказа Вирхилио Пиньеры, в котором холостяк лишает себя жизни, жуя спички на мосту в темноте? Я постепенно прихожу к выводу, что, если бы Анна Скляр не вспомнила тот рассказ о сыне Диогена, не случилось бы того, что случилось, хотя позже я сказал сам себе, что бывают моменты, когда абсурд кажется логичным. Это исключительные моменты. Полные комизма.

В день отъезда я заметил из окна своей комнаты необычное оживление на здании в лесах. Несколько мужчин спешно поднимались наверх, на уровень седьмого или восьмого этажа, другие уже находились наверху и торопили их. Внизу стояло несколько машин, и толпа начинала расти. Вскоре мужчины начали спускать по лесам какой-то тюк. Они с трудом передавали его из рук в руки, да так медленно, что я не удержался и, не зная еще, что меня ждет, выскочил на улицу. Когда я пробрался настолько близко, насколько мне позволили люди в форме, которые оцепили место, тело, покрытое белым полотном, находилось уже на уровне второго этажа. Один полицейский на ломаном английском объяснил мне:

— Мы только знаем, что это девушка, но у нее не было при себе документов.

Я вернулся в «Таксим хилл». Когда я проходил мимо стойки регистрации, меня подозвал служащий и протянул мне записку, в которой Нихат извинялся за свой срочный отъезд. Неотложные дела заставили его покинуть город и направиться, возможно, в сторону Эсмирны.

Об авторах

Франсиско Лопес Сачародился в 1950 году в Мансанильо. Его проза и эссе отмечены крупными премиями: журнала «Эль кайман барбудо» (за сборник рассказов «Открытие синевы», издательство «Эдитора Абриль», 1987) и премией имени Алехо Карпентьера также в номинации «рассказ» за «Позолоченный мир» («Летрас кубанас», 2002). Кроме того, он опубликовал роман «День рождения огня» (1986) и сборник эссе «Пылающий пирог» (2006). Составитель нескольких антологий кубинского рассказа.

Эрнесто Перес Чангродился в 1971 году в Гаване. Прозаик, поэт, редактор. В 1998 году был удостоен творческой стипендии имени Онелио Хорхе Кардосо, учрежденной «Ла гасета де Куба». Его сборник рассказов «Последние фото обнаженной мамы» (издательство «Эдисьонес Уньон», 2000) получил премию «Давид» Союза писателей и художников Кубы. В 2002 году стал лауреатом Ибероамериканской премии имени Хулио Кортасара за лучший рассказ.