Десять процентов надежды

Он танцевал тогда с Ниной, и у него закружилась голова. Странно: никогда не кружилась, а тут вдруг то ли духота подействовала, то ли еще что… Все поплыло перед глазами: танцующие пары, самодеятельный оркестр на эстраде, картины на стенах. Замелькали лица, погоны, прически… Музыка оборвалась, Семибратов остановился, слегка покачиваясь, как пьяный, и молча, с улыбкой посмотрел на Нину. В ее зеленых глазах отражались разноцветные лампочки.

«Отпусти же меня!» — Она засмеялась.

Семибратов огляделся и увидел, что другие пары расходятся, а они стоят посреди зала, и он крепко прижимает ее к себе. Стало неловко. Он смутился и покраснел.

«Понимаю, что не нарочно. — Она опять рассмеялась. — Иначе тебе бы попало. Ишь ты, обниматься на виду у всех. Что Воронец скажет?»

Сергей ждал их, стоя у стены, покусывая тонкие губы, бесстрастный, спокойный. Но в самой глубине его зрачков притаилась понимающая усмешка.

«Не пора ли перейти к индивидуальным мероприятиям? Ведь увольнение только до трех. Подтверди, Николай», — сказал он.

«Ну, еще один танец! — взмолилась Нина. — Не будь таким жестоким, Воронец. Даме надо уступать».

Она повернулась к Семибратову, ища поддержки. Но тот промолчал.

«Ах, вы заодно! — воскликнула она. — Ну ладно, Николай, припомню я тебе эту мужскую солидарность…»

Домой к Нине они, как всегда, шли втроем. Она чуть впереди, а они — на полшага за ней. Нина рассказывала о своих учительских делах. И они еще, помнится, спорили о педагогике.

Потом Нина шутливо их отчитала:

«Говорите о воспитании, о высоких материях, а у самих нет ни малейшего представления о воспитанности. Вместо того чтобы взять даму под руку, идете по бокам, как конвоиры».

«А может, ты и вправду у нас в плену, — пошутил Воронец. — И положение у тебя безвыходное: либо погибай, либо сдавайся на милость победителей».

Нина обернулась. В лунном свете блеснули ее белые зубы.

«Думаешь, третьего не дано? — спросила она. — А разве в плену нельзя бороться? По-моему, безвыходных положений не бывает».

«Ерунду городишь! — с досадой возразил Семибратов. Ему показалось, что она обращается именно к нему. — Сдаваться в плен нельзя. Никогда и ни при каких обстоятельствах».

«Ты что разбушевался, Николай? Никто не собирается сдаваться на твою милость. Но если говорить серьезно, то в жизни, в истории есть немало примеров…»

«В истории? — возмутился Семибратов. — Ты забыла Шота Руставели: «Лучше гибель, но со славой, чем бесславных дней позор». Так думали люди даже в глубокую старину».

Он посмотрел на Воронца, ожидая, что тот скажет. Но Воронец промолчал. Последнее время он все чаще и чаще помалкивал, предоставляя им возможность спорить хоть до хрипоты. Это вызывало у Семибратова неприятное ощущение. Нет, он не хотел, чтобы Сергей был всегда на его стороне, даже из солидарности. Пусть будет против. Есть же у него какая-то своя точка зрения. Так выскажи ее. Чего молчать?!

Настроение у Семибратова было испорчено. И хотя он старался не подавать виду, веселья за столом уже не было. Нина танцевала с Воронцом. Она доверчиво положила руку на курсантский погон и, слегка наклонив голову, улыбалась. Во всю щеку у нее горел румянец. Глаза были полузакрыты. Ей, наверно, было очень приятно.

«С Сергеем ей, конечно, лучше. Это сразу видно, — ревниво подумал Семибратов. — Да оно и понятно: Серега — парень что надо. И ничего удивительного тут нет. Все правильно. Так и должно быть!»

Семибратов вышел в кухню. Там пахло луком и селедкой. Он присел на табуретку. Возомнил о себе бог знает что! А ему дали ясно понять, что третий — лишний. Ну что ж, он может ж уйти. У него хватит сил. Мужчина должен быть сильным.

Теплые руки внезапно обняли его сзади за плечи. Нина! Семибратов вскочил. Она прижалась к нему.

«Ох и дурной же ты! — В ее голосе прозвучала нежность. — Такой дурной, — повторила она, уткнувшись ему в грудь. — Ничегошеньки-то ты не видишь…»

Потом она отстранилась и оглянулась на дверь.

«Осторожней… Мы же не одни».

Ему стало не по себе. Сергей, конечно, обо всем догадывается. А если и не догадывается, это не меняет дела.

Он посмотрел ей прямо в глаза. Их зелень показалась ему прозрачной и холодной. И это как-то сразу отрезвило его.

«Быть одному в новогоднюю ночь не очень-то весело», — донесся из комнаты голос Сергея.

«Уж не ревнуешь ли ты, Воронец?» — спросила Нина.

Фраза прозвучала насмешливо, но Семибратову показалось, что Нина стремится скрыть свое смущение под напускной бравадой.

«Выпьем за наступивший Новый год, — предложил Воронец. — Пусть он будет годом нашей победы».

Они выпили еще по рюмке, снова завели патефон. Но веселья не получилось. Семибратов вышел из комнаты. Постоял в коридоре, потом решительно снял с вешалки шинель и осторожно оделся, точно боясь кого-то разбудить. Мороз обжег лицо.

Воронец догнал его возле училища, пошел рядом.

«Ты что взбеленился?»

«Нет, Сергей, ты ошибаешься, — сказал Семибратов. — Я совершенно спокоен. Я же все вижу, все! И не надо… Не надо меня обманывать».