— Понимаю. — Желтые глаза короля блеснули. — Я ценю вашу щедрость и заботу о моей жизни… но я не готов менять свои привычки даже в угоду войне.
Тони кивнул. Что-то заставило его не спорить. Тео закусил губу, отводя глаза от бледного лица Крейва.
У него, да и у Альто тоже, так и не хватило мужества рассказать четырем королям и королевам о том,
Молитвы у пустого ложа просто были одной из них. Тео снова посмотрел на два револьвера в руках. Безумие оказалось вовсе не таким, каким рисовали его кинофильмы и книги. Безумие оказалось ближе. Болезненнее. Страшнее. Безумие — это то, что ему тринадцать лет и он должен будет в кого-то стрелять.
Он думал об этом, даже когда путешественники, миновав пустыню, опустились на самой ее границе — в густо-зеленом лесу, окружавшем страну императора-механика. Когда Тони начал учить каждого по очереди пользоваться оружием.
Когда грохот выстрелов заполнил глухую мирную тишину, лишний раз напоминая о том, что все изменилось.
Альто тоже выбрал из арсенала Тони винтовку. Дракон стрелял метко и с легкостью: время, некогда проведенное в Циллиассе, явно научило его многому — не только носить белые костюмы.
— На тебе лица нет, Тео, — вытирая на ходу руки от масла, заметил он.
— С чего ему быть… — пробормотал мальчик.
Он то и дело косился на Якоба — тот в стороне упражнялся с мечом. Движения были легкими и стремительными, оружие он спокойно удерживал одной рукой. Поймав взгляд мальчика, король улыбнулся и слабо кивнул. Он совсем не казался сумасшедшим.
— Может, мы просто не увидели…
— Комната была пуста, — жестко отозвался дракон, сразу догадавшись, о чем речь. — А теперь улыбайся. К тебе идет Тони.
Золотой Глаз предельно просто объяснил, как перезаряжать и целиться. Под его присмотром Тео сделал несколько выстрелов, которые действительно попали в старое сожженное молнией дерево, выбранное мишенью. Мальчику радостно поаплодировали с разных сторон. Он же чувствовал только одно — что у него болят запястья. И уши — от этого ужасного шума.
— Я думал, все парни любят палить из пушек. А ты нет?
Тони наклонился к нему, пряча смуглые запястья в карманах костюма и пытливо всматриваясь в глаза. Тео посмотрел на его лицо и исполнил совет Альто — слабо улыбнулся:
— Просто мне казалось, что это должны делать взрослые. И только чтобы защищать. Разве нет?
— Да, — вздохнул гангстер. — Но не все и не всегда так, как должно быть. Хотя я молюсь, чтобы тебе не пришлось пускать свои револьверы в ход. Даже ради защиты. Оружие опасно тем, что оно делает не с телом, а с сердцем. Будь осторожнее.
Едва ли Тео пригодились бы эти слова — оружие и так не слишком его привлекало, а после путешествия по Циллиассе перестало привлекать окончательно. Но он кивнул:
— Я запомню, дон Золотой Глаз.
Тони отвернулся и пошел к остальным.
Сверху Лийя напоминала перстень — овальный синий камень озера в двух оправах. Вторую оправу, сразу за лесом, создавала Большая Железная Дорога, состоявшая из нескольких рельсовых путей.
Озеро, огромное и яркое, было там и тут испещрено островами и прочерчено длинными широкими мостами. По некоторым змеились новые рельсы, на других были разбиты сады и высились красивые, ухоженные жилые дома. Издалека виднелись гармоничные фасады и широкие окна. Все казалось тихим. Наверное, это было последнее тихое место в мире.
С негромким пыхтением по одной из кольцевых дорог пополз красный паровоз, пуская к небу тонкие узорчатые кольца дыма. Альто резко снизился и, дразня, проскользнул над самой трубой. Паровоз прибавил скорости и понёсся так быстро, что вскоре оказался очень далеко от путешественников, став с трудом различимой точкой.
— Теперь о нас быстро доложат Эльзевиру! — довольно прорычал дракон-оборотень.
— Думаю, и так бы доложили… — пробормотал Людовик.
Дальше летели, перебрасываясь только короткими фразами ни о чем. Каждый думал о предстоящей встрече и о том, что за ней последует, и едва ли эти мысли хоть у кого-то были радостными.
Тео перебрался от Ваниллы и Тони к Альто на шею и наклонился, вцепляясь в драконью гриву. В эту минуту он подумал, что сильно скучал по полетам вдвоем, не сопровождаемым насмешливым голосом Людовика Бродячего. Успел соскучиться за какие-то два или три дня. И кажется, его поняли.
— Я тебе очень рад.
Они замолчали, но их молчание было другим.