Детдом

К рассвету Владимир замерз до костей, проголодался и все время бегал в туалет. Печеная картошка лежала у его ног, но ему не удалось удовлетворительно разделать ни одной из них. Дров было навалом, но костер безнадежно погас и, сколько он не подкладывал в него досок, упорно не желал разгораться, хотя и изрядно дымил. К утру прибой несколько поутих, зато поднялся пронзительный, резкий и холодный ветерок, от которого было некуда скрыться. Мочевой пузырь почти непрерывно подавал сигналы неблагополучия, и Владимир постоянно отбегал от гнусно дымящего костра на берег.

Рассвет над великим озером показался ему таким же отвратительным, как и закат.

Глава 11

– Анджа, я прекрасно понимаю, это глупость и ребячество, что я к тебе пришла. Все тут люди взрослые, и ничего нельзя, да и не надо, по большому-то счету делать. Но мне, наверное, надо просто еще кому-то рассказать. А ты все-таки не чужой человек и психолог…

– Давай рассказывай, Любаша, – вздохнула Анжелика. – Не тяни кота за хвост. Что там у нас еще случилось?

Последние дни она отчего-то чувствовала себя сильно и непропорционально уставшей. Вроде бы ничего такого особенного и не делала, а все же… По привычке подыскивать точные сравнения и формулировки, Анжелика внутренне проговорила ситуацию так: как будто бы разом навалились на плечи приблизительно десять непрожитых лет, которые непонятно откуда взялись и о которых не помнишь и не знаешь ничего, кроме того, что они – были и оставили свой след в душе и в теле. После отъезда Олега на конференцию в Москву и начала Вадимова расследования стало вроде бы чуточку полегче, но отнюдь не понятней. «Когда переваливаешь за вершину жизни, – сама себе сказала Анжелика. – Естественным порядком становится виден конец у подножия горы. В зависимости от мировоззрения он представляется либо окончательным тупиком, либо началом чего-то следующего. В этом нет ничего странного. Дети выросли, карьера либо состоялась, либо нет. Во всяком случае очевидно, что уже нет смысла особенно суетиться. Даже при самом оптимистичном взгляде на мир, жить, созерцая мрачные запертые ворота – несколько напряжно. Вот и все. Больше ничего нет. Как говорит Любаша, я же все-таки психолог…»

– Два дня назад мне позвонила Леночка и сказала…

– Леночка? – удивилась Анжелика. Кажется, подобного наименования в обиходе подруг не существовало никогда. Лена или Ленка.

– Ну да, не наша Ленка, а ее дочь – Леночка-маленькая, – объяснила Любаша.

– Что с Ленкой?! – Анжелика привстала в кресле, схватившись за подлокотники. – Что с ней?! Почему ты не позвонила мне сразу?

Поймав удивленный взгляд подруги и уловив обвинение в своем тоне, Анжелика, смиряя себя, разжала кулаки и, сидя, выпрямилась на манер самой Любаши. («Так вот что означает ее обычная поза! – мелькнула неожиданная мысль. – Она просто многое вокруг не одобряет, но из воспитанности скрывает это.»). Но в чем дело? Во взрослом состоянии Анжелика никогда не позволяла себе ранжировать подруг и все рассуждения на тему «кто моя самая-пресамая, лучшая-прелучшая…» казались ей весьма инфантильными. Но практика, как известно, критерий истины. Мысль о том, что именно с Ленкой что-то случилось, а она узнает об этом опосредованно, через вторые руки, а главное, может быть, – поздно, поздно, поздно! – неожиданно бросила сдержанную и холодноватую Анжелику почти на грань истерики. Разумеется, ей удалось взять себя в руки.

– Вряд ли ты сможешь здесь что-нибудь сделать, – несколько отстраненно заметила Любаша. От нее, по-видимому, не укрылась Анжеликина борьба с собой, но одному богу было известно, как она ее истолковала. – Даже ты. Или кто-то другой. Хотя Леночка просила именно об этом…

– О чем же, черт побери? – в низком голосе Анжелики отчетливо послышались рыкающие нотки.

– Все дело в том, что Лена ушла из семьи.

– Ленка? Ушла от Демократа? Не может этого быть! – воскликнула Анжелика.