Детектив&Любовь

— Теннис? Скучища.

— Но ведь это финал! Как ты не понимаешь? Будут королева, министры! — обиделся Джайлс.

Все как всегда. Элитарный отдых в обществе элитарных бизнесменов. С языка просилось: «А спать мне с тобой придется?»

Но я промолчала.

Джайлс ответил на мой вопрос в тот же день, за ужином.

Когда принесли десерт, Джайлс полез в карман пиджака.

— Только не сигару, умоляю! — воскликнула я.

Он вытянул коричневую «Гавану» и желтую коробочку. Перекинул ее через стол:

— Открой!

На черном бархате мне улыбался бриллиант. В оправе из белого золота. Я подняла глаза. Джайлс раскуривал вонючую сигару. Он выдохнул дым и вкрадчиво спросил:

— Ты ведь выйдешь за меня замуж?

* * *

Выходные летели в легком лондонском тумане. Я улыбалась Джайлсу, внимала его планам:

— Жить будем на два дома. В Нью-Йорке и в Москве. Только не в твоей халупке, ладно? Купим коттедж. Твою фирму придется расширить — с таким штатом ты с потоком не справишься. Будешь отправлять в Штаты по пятьдесят человек в месяц.

Вау! Вот это размах! Деньжищ будет — туча!

Джайлс продолжал:

— Впрочем, если не хочешь — не работай. Я подготовил брачный контракт. Тебе полагается сто тысяч в год — на личные расходы. Надеюсь, этого хватит…

Фантастика! А еще говорят, что американцы — жлобы!

Но я привыкла играть. И ни на что сразу не соглашаться. Ласково потрепала Джайлса по имплантированным волосенкам. Провела пальцем по его крашеным бровям:

— Милый! Я пока ничего не обещала…

* * *

В Уимблдон мы ехали в лимузине. Розовом — а-ля Пугачева. Цвет машины совершенно не подходил к моему зеленому платью. Джайлс ворковал под сонный шорох кондиционера:

— Настьенька? Ну, что ты решила?

Лимузин с кондиционером мне нравился. Покорные нотки в голосе Джайлса — тоже. А вот сам он — не очень. В окна машины билось июньское солнце и безжалостно освещало морщины на лице моего жениха. А пальцы, которыми он шелестел по моей руке, были жесткими, как наждачка.

Я улыбнулась, вдохнула побольше освеженного воздуха. Спросила, стараясь, чтобы получилось капризно:

— Зачем ты меня сюда везешь? Охота была печься на трибуне…

Джайлс важно ответил:

— У нас билеты в королевскую ложу. Там зонтики от солнца.

— Ну тогда ладно, — смилостивилась я. — Кстати, кто сегодня играет?

Джайлс нажал кнопку связи с водителем. Стекло опустилось, шофер протянул программку. Джайлс нацепил очки:

— Так, финал… Агасси против Бодрова.

— Агасси знаю. А этот, второй, наш, что ли?

— Ваш. Из России. — В голосе Джайлса затрепетало уважение. — Открытие сезона. Это его первый турнир.

Агасси я видела и знала, что обыграть его может только Сампрас. Ну или, может быть, Кафельников. Честно говоря, мне совсем не улыбалось наблюдать, как соотечественник Джайлса размажет по корту какого-то нашего Бодрова, которому случайно удалось добраться до финала.

Мы вошли на стадион.

Молодежь разместилась на трибунах. В преддверии игры тянула пивко и кадрилась. Мы прошествовали в ложу. По соседству восседали солидные дядечки в компании молодых девиц. Здесь было чинно и скучно.

На трибунах отчаянно заорали: на корт выходил Агасси. Я вскочила, присоединилась к хору молодых голосов… Джентльмены из соседних лож — они остались сидеть — с осуждением уставились на меня. Джайлс, кажется, был скандализован:

— Настя, пожалуйста, сядь…

Ну и нравы в этих королевских ложах.

Я оскорбленно села на место.

С трибун опять заорали — на сей раз потише. На корт выходил противник Агасси. Я отвернулась от Джайлса.

А тот продолжал тянуть свое:

— Настя, так вы принимаете мое предложение?

Открытие сезона. Россиянин Бодров в этот момент повернулся в сторону королевской ложи.

Я, наверно, смотрелась лягушкой — в зеленом платье, глаза вытаращены, рот открыт…

А Владик Бодров, мой знакомый по московскому теннисному клубу, слегка поклонился в нашу сторону и послал воздушный поцелуй. Английская королева — ее ложа была рядом с нашей — наверняка подумала, что поцелуй адресован ей.

Но я-то знала, что «студент-программист» и «тренер», российская теннисная надежда Владик Бодров шлет его мне.

Я скрестила пальцы на удачу, вскочила и отчаянно, на весь Уимблдон, прокричала:

— Давай, Владик! Я с тобой!

Евгения Михайлова

Эмма на выданье

У нее было кукольное неподвижное личико и очень крупное, грузное тело. Даже сама Эмма находила минимум изменений в своем лице на протяжении двадцати лет — с того возраста, когда она начала смотреть на себя в зеркало сознательно и пристально. Этот интерес она обнаружила в себе примерно в пять лет. И отлично помнит момент.

Ее мать, яркая, эффектная Надежда, долго и вдохновенно собиралась в гости. Одевалась, красилась, душилась. По-разному укладывала свои густые каштановые волосы, стирала одну помаду, накладывала другую. Результат Эмме показался таким ослепительным, что она не сдержала восхищенного стона. Мама ласково посмотрела на нее, приняла восхищение как должное и легонько погладила по голове, точнее, по поверхности волос, чтобы не повредить свежий маникюр и не зацепить тонкие детские волосики кольцами с крупными камнями.