— Я заметил, у вас так много фотографий на стенах. Можно взглянуть? — тепло улыбнулся ей кареглазый блондин. — В военной форме мужчина и женщина — это кто-то из ваших родственников?
Она повела его в комнату и принялась обстоятельно рассказывать о каждом портрете, которыми была завешена вся стена напротив ее кровати. Она любила перед сном поговорить со своими близкими, которых давно уже не было на свете. Все расскажет им обстоятельно: как день прошел, что ела, с кем говорила, что обсуждали.
— Это вот я, а это муж мой. Всю войну вместе, — рассказывала она, стоя у фотографии, которая так заинтересовала корреспондента. — Меня сиротой подобрали, девчонкой совсем. Деревню разбомбили, никого в живых. Я одна и осталась. Стою, реву. Маленькая, худенькая, волосики растрепаны. А тут наши. Командир недолго думая меня забрал. Дочь полка, говорит, будет. Не бросать же ее одну в канун зимы. Мне двенадцать было в сорок первом. Сейчас вот девяносто один стукнуло. Но в разуме, молодой человек, да. В разуме. И сама себя обслуживаю.
Собес давно меня уговаривает в дом престарелых уехать. А я нет. Ни в какую. Если бы про пожар узнали, точно отправили бы в богадельню. Хорошо, парни помогли, да соседи отговорили пожарных вызывать. А так…
— А это ваш муж? — Корреспондент ткнул пальцем в бравого солдата, снятого на берлинской улице.
— Муж. Рядовым прошагал от Москвы до Берлина. Меня опекал всю войну. От бомбежек спас, от плохих людей защищал. Много было желающих девчонку испортить. После войны вместе вернулись сюда, в город. Поженились. Только вот детей нам бог не дал, — вспоминала Нина Ивановна, любовно поглаживая уголок портрета, на котором они вместе в мужем улыбались Первомаю. — Племянники его были, да уж померли все. Одна я зажилась.
— А муж давно умер?
— Десять лет уж одна. — Ее глаза, изъеденные катарактой, наполнились слезами. — Тоска, Дмитрий! Смерти прошу, а она где-то затерялась.
— Значит, не все дела вами сделаны на этой земле, Нина Ивановна, — произнес он, рассматривая портрет ее бабки с дедом. — Ваши предки были из благородных?
— Из дворян, — кивнула она и грустно улыбнулась. — Из-за их происхождения ох как папа мой натерпелся! Чуть в Сибирь не сослали. Хорошо, маму встретил. Она в ЧК была большим начальником. Фамилию ее взял в ЗАГСе, и уехали в глухую деревню, затерялись. Хорошо жили. Правильно. Трудились на благо страны. На него в первый месяц войны похоронка пришла. Мама тосковала страшно. Выла, как волчица. В ту страшную бомбежку и погибла. Все в прошлом… Все в прошлом…
— Красивыми были ваши предки. — Корреспондент с ее позволения снял со стены портрет бабки с дедом. — Особенно бабушка. Очень элегантна. В бархате.
— В бархате, в бриллиантах, — покивала Нина Ивановна и ткнула скрюченным пальцем в фото. — Как мой муж покойный любил говорить: на этом фото на ее шее, в ушах и в волосах — годовой бюджет районного центра.
— А это все — бриллианты? — Округлил глаза Дмитрий. — И ожерелье, и диадема, и серьги?
— Конечно. Где вы видели прежних дворян в бижутерии? — развеселилась Нина Ивановна и потащила его в кухню, где подсвистывал закипевший чайник.
Они засиделись за чаем. Нина Ивановна все что-то рассказывала и рассказывала. Конфеты не пропитались запахом гари, и это ее обрадовало. Нашлась еще жестяная упаковка с печеньем и маленькая баночка варенья из грецких орехов. Ее тоже сотрудницы собеса принесли — просто так, в подарок. Кто-то отдыхал на море и привез оттуда. Угощение выдалось знатным, ей было за себя не стыдно. Парень оказался внимательным и добрым. Она прожила почти век и прекрасно разбиралась в людях.
— Может, вам помощь какая-то нужна, Нина Ивановна? — страшно стесняясь, спросил корреспондент и протянул ей карточку с номером телефона. — Если вдруг что-то вам понадобится, звоните в любое время. Я тут заметил, у вас телевизора нет. Может, купить? Привезти?
— Полноте, Дима. — Она засмущалась от такого внимания. — Зачем он мне? Я хожу смотреть телевизор к соседке. Это отличный повод для общения, поверьте.
— Хорошо. Согласен. — Он вдруг опустил глаза и проговорил: — Вам мой вопрос сейчас покажется странным… Но я не могу вам сейчас раскрыть всех подробностей моего расследования. Потом, как-нибудь потом…
— Что за вопрос?
Нина Ивановна отчаянно боролась с зевотой. Она пропустила время послеполуденного сна, и обед тоже. День какой-то суматошный, без расписания. Ну да ничего. Не всегда так интересно бывает.
— У вас после пожара ничего не пропало? — выпалил он.
И она поняла, как тяжело ему дался этот вопрос.
— Да нечему у меня пропадать, юноша. Все мое богатство на стене висит.
— И все же вы, когда я уйду, проверьте еще раз. Может, награды какие-то были с военных лет или еще чего. Проверьте. Если вдруг обнаружите пропажу, звоните мне сразу.
— Почему… — вялая улыбка коснулась ее бесцветных губ, — почему вы думаете, будто у меня могло что-то пропасть, товарищ корреспондент?
— Этот пожар… Как-то странно он возник. Ваши замки закоптились снаружи, а внутри совершенно целые. И нигде ни единого следа возгорания.