— Клуб здесь не отапливается, — ответил Глинков, остановившись возле дверей, — вообще это не клуб, а одно название… А здесь вам никто не мешает и вы тоже не мешаете никому: Конкин сюда приходит рано утром и поздно вечером. Все остальное время он с людьми — бюрократия сюда еще не дошла. Степаненко — тот всегда в конторе, но после пожара он болеет и дома лежит.
Закончив непривычно длинную речь, Глинков ушел, а Корж и Кроев, посовещавшись еще немного, решили, что каждый пойдет своим путем.
Уже к обеду следователь понял — Корж прав. Идея детализации, такая надежная в идеале, на деле себя не оправдывала. Возможно, дело было в самом Кроеве, еще не имеющем должного опыта работы, возможно, в чем-то другом.
Теоретически все было просто — уточняй, где был и чем занимался свидетель, например, в одиннадцать часов, затем в одиннадцать ноль пять и так далее. В случае правдивых показаний все должно стать на свои места, если нет, то с большой степенью вероятности показания не соответствуют действительности.
На практике все было не так. Во время пожара никто на часы не смотрел и время восстанавливали по фильму, что шел после программы «Время», по выходу на дежурство, по тому, как приехал Тропин, и так далее.
И хотя затея с хронометрической схемой провалилась, некоторая дополнительная детализация показаний все же была достигнута. Как и вчера, больше всего хлопот доставил следователю Тропин.
Было около часа, когда в кабинет управляющего ввалились Корж и Глинков.
— Прервемся на обед, — сказал Корж, потирая руки, — заодно и Тропину дадим перекусить.
Тропина отпустили, а сами уселись за стол, на котором Глинков разложил хлеб, соленые огурцы, вареную картошку, открыл термос с дымящимся чаем. В процессе еды поделились полученной информацией.
Кроев признался, что детализация мало что дала. Корж не стал говорить, что был прав — пропустил это мимо ушей, за что следователь был ему благодарен.
В свою очередь «урка» сказал:
— Есть данные, что Ивахина гонит самогон. На этом и хочу я сыграть после обеда. Другого ничего не вижу…
С едой покончили быстро и стали ждать прихода свидетелей. Кроев, воспользовавшись свободной минутой, позвонил шефу домой. Прокурорская жена ответила, что Мазюк уехал с проверкой и будет только к вечеру. Кроев звонил шефу не только для того, чтобы доложить о результатах расследования, — группе нужна была машина, чтобы выбраться из «Приозерного».
После Кроева позвонил в отдел Корж, там ему ответили, что все машины в разъезде.
Глядя на их мытарства, Глинков, убиравший со стола, проговорил:
— Придется мне вас обеспечивать.
Он позвонил в гараж и попросил завгара помочь с транспортом. Завгар, видимо, ранее не раз выручавший участкового, наотрез отказался.
Корж, посмотрев на обескураженного Глинкова, произнес:
— Это Клягин. Его всевластная рука здесь бал правит, его… Ну да ладно, как-нибудь выберемся, хотя это явный намек на то, чтобы наш визит в «Приозерный» был последним.
Вскоре вошел Тропин, и Кроев продолжил работу.
— Скажите, Тропин, в котором часу вы ушли на дежурство?
Тропин молчал, но, понимая, что отвечать надо, вздохнул и сказал:
— Около одиннадцати.
— А точнее?
— Не знаю.
— А часы у вас есть?
— А как же, часы у меня имеются.
— Хорошие часы? Не останавливаются?
— Хорошие, за тридцать рублей, — с гордостью ответил Тропин, — не останавливаются.
Кроев потерял интерес к уточнению деталей и спрашивал Тропина для проформы. В его начитанной голове зрела новая идея, и он механически продолжал задавать вопросы Тропину, ожидая, пока идея эта окончательно оформится.
— Когда вы увидели огонь в коровнике, вы смотрели на часы?
— Да, посмотрел случайно.
— И который был час?
— Два часа двадцать минут, — ответил Тропин.
Кроев задал ему еще несколько вопросов, а затем вернулся к двум часам двадцати минутам. Тропин подтвердил это время, и тогда Кроев опять перешел к другим вопросам, чтобы до времени не насторожить Тропина.
Пока Кроев допрашивал Тропина, Корж в кабинете Степаненко работал с Ивахиной.
— Мария… как вас по батюшке? — спросил Корж.
— Игнатьевна, — сказала Ивахина церемонно.
— Мария Игнатьевна, давайте мы с вами к событиям той ночи вернемся.
— А че возвращаться, — ответила Ивахина, — мильон раз говорено, не видела я ничего.
— Ну, до ничего мы с вами еще дойдем, — усмехнулся Корж, — вы вспомните, чем вы занимались днем… до пожара.
Корж нарочно выбрал эту официально-вежливую форму беседы. Ивахина — крупная женщина лет пятидесяти с лишним, с мужскими чертами липа, одетая в валенки с калошами, телогрейку, подпоясанную солдатским ремнем, сидела напротив Коржа и, как перед спором с соседками, готовилась отразить любой вопрос следователя.
Перейти с ней на «ты», как с Тропиным, Корж не мог. Ивахина сразу же перестала бы чувствовать в нем начальника и разговор мог вообще не состояться. Поэтому Корж в непривычной для работников уголовного розыска манере продолжал «беседовать» с Ивахиной.
— Так чем вы занимались? — повторил свой вопрос Корж.
Ивахина сморщила лоб, так делают дети, изображая процесс восстановления событий, затем произнесла:
— Скотину управляла.
— А еще?