Дети апокалипсиса

Илья посмотрел на меня сочувственно, затем закусил губу и отвел заблестевшие глаза в сторону – на фотографию, заботливо проклеенную по углу новенькой черной лентой. На фото невысокий офицер-пограничник обнимал хрупкую женщину с младенцем на руках. Рядом с мамой стоял Илья – неожиданно серьезный и немного насупленный.

– Все… Все те, кто младше пяти и старше шестнадцати. И чем ближе к верхней границе – тем меньше шансов проснуться. Я спал два дня. Ты – тринадцать. Причем последний проснувшийся до тебя – сделал это дня три назад…

Сердце пропустило удар, но я вычленил из информации главное. И взорвался:

– Мне семнадцать во сне исполнилось, идиот! И раз бывают исключения, то и нашим родителям могло повезти! Ты на хрена их в мертвецы записал?! Ты трупы видел, нет?! Они же в гарнизоне, на точке в это время были – красная тревога, повышенная боеготовность по всему округу! Там убежище – тринадцать метров под землю! И бетонная плита – два с полтиной плюс арматура! Оперативно-координационное управление, группа мобильных действий, понимать надо! Илюха, ты чего?! Ну нельзя жить без надежды, просто – верь!

Под моим напором Илья ошеломленно замер, затем заторможенно кивнул. Медленно и нерешительно – он встал и подошел к фото. Взяв его в руки, долго всматривался в родные лица. Наконец, шепнув: «ну а вдруг?..», он зло сорвал черную ленту, вытащил фотографию из рамки, сложил ее вчетверо и бережно спрятал в карман.

– Ты… наверное… прав… Всегда должна быть надежда! Мало ли что я видел? Может, и вовсе – приснилось мне… гадкое… Я ведь хреново нынче сплю. Только таблетками и спасаюсь… Спасибо, Саша… Ведь реально они могли в «Ваулте» отсидеться или шприц какой-то из спецаптечки применить!? Там же c полсотни наименований, причем половина – засекреченные, номерные! Главное – верить…

Интерлюдия: Илья

Родителей и брата он хоронил сам. Под самое утро – когда ушли вместе с темнотой страхи, когда утихли ночные гульбища и яростные подростковые разборки.

Еще подвывал где-то позабытый магнитофон, лениво постреливали в районе супермаркета да в доме напротив устало стонала под очередным насильником неизвестная девчонка.

«Уже третьи сутки…» – отметил про себя Илья. Отметил устало и абсолютно безразлично. А следом пришла еще более страшная мысль: когда они ее уже окончательно заездят? Ведь невозможно же!

Илья не удивлялся собственной бесчувственности. Он был занят.

Его руки зашивали цветастую наволочку, в которой лежало бережно укутанное тельце младшего брата.

Ну а разум… Разум кипел от сознательно заданной сверхнагрузки. Илья решал в уме сложное логарифмическое неравенство. И его абсолютно не беспокоило то, что он уже давно запутался в формулах и явно шел по ошибочному пути.

Он просто не мог и не хотел осознавать себя «здесь и сейчас». Сработал предохранитель инстинкта самосохранения. Безумие и так бродило где-то совсем близко. Дышало холодом в спину, шаркало сзади, заглядывало через плечо…

Вот и приходится от него прятаться. Внутри самого себя. По-другому гасить восприятие Илья не умел. Хотя… Ведь можно таблетками прикрыться? Тупо приглушить все эмоциональные чувства?

Пересохшие губы разжались и медленным речитативом затянули песню-мантру:

Камни врезаются в окна, как молнии Индры,

Я нахожу это дело довольно забавным.Ты понимаешь, что мне было нужно развлечься;Мне надо чем-то лечить душевные травмы.У-у-у… Транквилизатор…