Дети богов

— Вы говорили о нитях судьбы. Вам, Отто, никогда не приходило в голову, что их можно… разрубить?

Старик нахмурился и отставил чашку. Некоторое время он вглядывался в меня, в красноватых отблесках искусственного огня и желтом ореоле лампы. Наконец, пожевав тонкими морщинистыми губами, произнес:

— Знаете, мне кажется, что вы не Клаус.

«Приехали», — подумал я.

— А кто же, по‑вашему?

Старик повозил по столу длинными пальцами, нащупал переключатель лампы и вдруг повернул его так, что светильник вспыхнул на полную мощность. Я вскинул руку к лицу: мой зрачок все еще не привык к резким перепадам света.

— Да, вы не Клаус, — сухо сказал старик. — Можете снять повязку.

Я хмыкнул и стащил черный наглазник. Отто некоторое время смотрел на меня, склонившись вперед и положив руки на колени. Наконец сочувственно покачал головой и спросил:

— Было очень больно?

Такого вопроса я не ожидал и слегка растерялся.

— Не слишком приятно, когда вытекает глаз.

Старик опять пожевал губами и неожиданно выдал следующее:

— Вы не должны его винить. Конечно, Йозеф иногда ошибается, и цена его ошибок велика. Однако представьте, что случилось бы, если бы он бездействовал.

Так, с меня хватит. Я сдернул фальшивый протез и снова нацепил повязку, и только потом поинтересовался:

— Кто такой Йозеф?

— Йозеф Менне. Так, по крайней мере, он представился мне тогда, в сорок шестом. Возможно, вы знаете его под другим именем.

— Давайте сразу договоримся. Я, как вы понимаете, не собираюсь причинять вам вреда. Но хотел бы услышать правду. Для начала, удостоверимся, что мы говорим об одном и том же… человеке. Тридцать пять‑сорок лет, темные волосы с сединой. Невысокий, светлые глаза, серые или серо‑голубые…

— Да, да, да, — нетерпеливо ответил старик. — Йозеф Менне. Чудотворец, убийца, провидец и поэт.

— Поэт?

— А вы не знали?

— Не успел познакомиться с этой стороной его многогранной личности.

Старик с усилием поднялся и прошаркал к книжным полкам. Роясь среди каких‑то старых разнокалиберных томов. Он спросил, не оборачиваясь:

— Вы читаете по‑русски?

— И на многих других языках.

— Хорошо.

Тяжело опираясь на трость, он развернулся и проковылял к столу. Бросил на диван рядом со мной тонкую тетрадку.

— Пролистайте на досуге. Не Гейне и не Байрон, конечно, но, может быть, вам понравится.

Я открыл тетрадь на развороте. Пожелтевшая от времени бумага. Чернильные строчки: действительно, стихи. «Погляди‑ка, Грег…» Поглядим позже.

— Он часто вас навещает?

— Не так чтобы часто. Я бы предпочел, чтобы он заходил почаще: все‑таки, согласитесь, мертвые — хотя и благодарная, но скучноватая аудитория.

А старик, оказывается, не столь уж безумен…

— Мертвые не сообщают последних новостей и не задают вопросов.

— А он?

— С ним мы подолгу беседуем. Многие его взгляды мне неприятны, я бы даже сказал, отвратительны…

— Тем не менее, меч вы ему отдали? Чем он вас подкупил: излечением от рака? Вселенскими тайнами?

Отто строго поглядел на меня:

— Вы, молодой человек, забываетесь. Йозеф ничем меня не подкупал. Я выслушал его. Точнее, мы долго говорили — в горах было холодно, мы жгли костры в пастушеских шалашах, совсем растрепавшихся за зиму. Костры жгли в ямах, чтобы не заметили патрули. Я не мог спать, да и не хотелось — казалось ведь тогда, что дни мои сочтены. Зачем же тратить на сон последнее? И мы беседовали. Правда, под конец уже больше молчали. Я стал так слаб, что едва мог проглотить кусок хлеба и сделать пару глотков воды. Когда мы подходили к монастырю, Йозеф практически тащил меня на себе.

— И меч…

— Меч я не отдавал ему до самого монастыря.

— Ага, — сказал я по‑русски, — я понесу чемоданы, а ты, Крокодил Гена, понеси меня.

— Что?

— Не обращайте внимания. Глупая шутка. Так о чем же вы говорили?

— Всего не описать. О жизни. О смерти. О книгах. Об истории. О нашем детстве — я почему‑то чувствовал, что многое ему могу рассказать. О старых богах. Об его отце. О берсеркере Арнгриме и его сыновьях… вы ведь знаете эту сагу?

— Вроде бы знаю. Многодетный папаша, который отобрал меч у русского конунга? Кажется, одна из первых жертв меча?

Старик усмехнулся.

— Боги и над ним зло подшутили. Вы, кажется, не в курсе, что господин Менне продолжает, в некотором роде, дело своего отца?

— Могу себе представить.

Старик покачал головой.

— Вы либо делаете вид, что меня не понимаете, либо мы говорим о разных вещах. Эрлик Черный ведь не всегда был тем, кто — или что — он есть сейчас. Некогда он был королем и бардом…

— Так вот откуда взялись поэтические таланты нашего общего друга.

— Не смейтесь, молодой человек. В этой давней печальной истории очень мало смешного. Известные вам господа — на старом Севере их именовали Высокими — затеяли свою грязную возню с мечом отнюдь не в первый раз.

Вот тебе новость!

— Я слушаю.

— Послушайте. Арнгрим, как вам, возможно, известно, а, может, и нет, был сыном Рыжебородого…

— Еще один полукровка?!

— А вы считаете себя исключением? Единственным и неповторимым? Ошибаетесь, молодой человек. Впрочем, мысль о собственной исключительности присуща молодости…

— Я старше вас по крайней мере на пять сотен лет.