Дети дупликатора

— Ты дослушай. Так вот: я уже начал привыкать к мыслям о четвёртой вахте подряд, но тут приехал Тараненко и сообщил, что я всё-таки уезжаю в городок на реабилитацию. Туда я и поехал бы, если бы в «Рентгенах» не появился ты.

Псих хмыкнул:

— Я безвылазно сижу в Зоне дольше. Полгода. И ничего.

— Ты тут по своей воле!

— А тебя, — ехидно парировал Псих, — вероятно, сослали за грехи и плохое поведение в общественных местах.

— Про грехи, небось, правда, — буркнул Сиверцев. — Четыре года в лаборатории сидел, в микроскоп глядел, пока полгородка с ума не сошло и не начало гоняться за твоей грёбаной шарманкой. Вот тут-то мне масть, как говорится в определённой среде, и попёрла! Видишь — «калаш» вместо микроскопа, а вместо лаборатории — радиоактивные просторы. Век бы их не видать!

Ваня вздохнул и закруглился:

— Впрочем, это лирика, мало кому интересная. Давай завязывать с душеспасительными беседами и потопали куда там ты меня поведёшь, а то торчим тут…

— Вот это по-мужски! — с уважением произнёс Псих. — Я оценил!

— Безмерно рад этому! — проворчал Ваня уже теплее.

— Зовут тебя, если правильно помню, Ваней? — уточнил Псих.

— Правильно помнишь.

— А меня Саней. Держи краба, что ли… Они степенно поручкались.

— Меня чаще Психом зовут, — добавил Псих. — Если хочешь, зови так, я не против.

— Саней как-то оптимистичнее. — Сиверцев беззлобно ухмыльнулся.

— Как знать, как знать… — вздохнул Псих. — Байки обо мне, ты, конечно же, слышал, раз три вахты в Зоне отсидел.

— Слышал, не буду врать. Болтают, будто бы тебя не берут аномалии, боятся монстры и ещё ты якобы провалился в наше время из прошлого.

— Про аномалии — враньё, — хладнокровно поправил Псих. — А остальное почти правда.

— Почему почти? — заинтересовался Сиверцев.

— Монстры меня не боятся, а просто не трогают. Подозреваю, принимают за своего и отчего-то не считают добычей. Хотя вообще-то друг друга трескают за милую душу. Ну и про провал из прошлого, скорее всего, тоже неправда, если разобраться. Раньше я думал, что меня бросили в Припяти в больнице при эвакуации и я почему-то провалялся в коме около сорока лет. А потом очнулся. И не постарел при этом. Но потом я понял, что это невозможно, по целому ряду причин. Хотя бы по тому, как проходила в восемьдесят шестом эвакуация — мне рассказали знающие люди. Человека в больнице не могли бросить, вот просто не могли — и всё, и я в это верю. Страна была чуток другая, и люди, соответственно, тоже. И теперь я думаю, что память и личность Сани Солодухина, угодившего за день до взрыва на АЭС под грузовик и впавшего в кому, каким-то образом была перенесена в это вот тело, скорее всего созданное в секретных лабораториях «О-Сознания». Я не Саня, я его копия, улучшенная и доработанная.

В Сиверцеве ещё в начале этого монолога проснулся нормальный учёный, наделённый здоровым скептицизмом, но обижать спутника не хотелось и он прокомментировал всё это очень сдержанно:

— Смело, — сказал Сиверцев со вздохом. — Смело!

— Не веришь? — хмуро спросил Псих.

— Извени… но я учёный. Биолог. Поэтому всерьёз относиться к искусственным телам и пересадкам сознания не могу. Извини ещё раз.

Псих вздохнул.

— Я понимаю, — сказал он через полминуты, всё так же вышагивая рядом с Сиверцевым, потому что они давно уже не стояли на месте, а довольно резво шли через обширную пустошь и вдалеке справа даже начала вырисовываться Свалка и столбики колючей изгороди, опоясывающий её. — Знаешь, Ваня, почему я не боюсь радиации, практически не болею и, похоже, не старею?

— И почему? — с неприкрытым интересом спросил Ваня.

— Сейчас попробую объяснить. Ты извини, я-то не биолог, поэтому говорю как понял и что запомнил. У обычного человека от радиации повреждаются некоторые гены, отчего нарушается синтез белка. Так?

— Ну, в общем и это тоже, — подтвердил Сиверцев. — И что?

— Вот! В организме человека некоторые гены как бы свёрнуты — отвечающие за всякие рога-хвосты-жабры и прочие пережитки, и они никогда не разворачиваются.

— Гены, отвечающие за жабры, положим, разворачиваются, на эмбриональной стадии, — поправил Сиверцев. — Но потом действительно остаются свёрнутыми.

Псих продолжил:

— Радиация повреждает только развёрнутые гены, правильно?

— Правильно, — подтвердил Сиверцев, теперь уже глядя на собеседника с невольным уважением — для рядового человека Зоны Псих знал подозрительно много. — И ещё со временем повреждаются краевые части хромосом… Это, кстати, одна из теорий старения — хромосомы становятся сильно короткими… Ты продолжай, продолжай.

— Так вот. — Псих наконец-то перешёл к сути. — У меня двойной хромосомный набор.

— Хромосомный набор у всех двойной, — хмыкнул Сиверцев. — В соматических клетках. Диплоидный называется. А в половых — одинарный, гаплоидный.

— У меня двойной по сравнению с остальными людьми, — поправился Псих. — Четверной, стало быть, или как там по учёному?

— Ну, скажем, э-э-э… полиплоидный. Да, пусть так.