Дети Есенина. А разве они были?

Ольга Мунд вынужденно вернулась в Питер, проклиная и мужа, и разлучницу: «Господи, покарай их!» В 1939-м ее проклятия их настигли.

Позже Зинаида Николаевна пыталась объяснить своим повзрослевшим детям, что хотела продлить великому мастеру отлетавшую молодость. Она говорила, что не допустила бы расставания Всеволода Эмильевича с его первой семьей, если бы не было ясно, что там он будет быстро чахнуть, стареть и гаснуть. В том женском царстве на Всеволода Эмильевича уже начинали смотреть как на деда, у которого все в прошлом. Неумение поставить себя, готовность переносить лишения и неудобства, да еще радоваться при этом малому – все это вызывало в ней жалость, сострадание, желание опекать, заботиться…

Ее расстроила и возмутила картина, которой она стала свидетельницей, навещая захворавшего мастера в больнице еще в начале их знакомства. Зинаида с ужасом наблюдала, как ее Мейерхольду на обед принесли размазанную на тарелке какую-то омерзительную кашу. Он мгновенно проглотил ее, откинул голову и блаженно пробормотал: «Вкусно». Зинаида Николаевна отправилась к наркому Луначарскому и сказала: «Мейерхольд погибает от голода». Душевный Анатолий Васильевич помог.

Согласившись выйти замуж за знаменитого режиссера, Зинаида Николаевна поставила себе целью полностью перестроить весь образ жизни Мейерхольда. Вопрос заключался не только в уровне комфорта. Главной ее задачей было внушить окружающим, в том числе и самому Всеволоду Эмильевичу, что его искусство, его занятия, его свободная от всего второстепенного голова, его настроение, состояние здоровья, строгий режим и отдых – uber alles!

Ты же еще не забыл немецкий, Севочка?..

* * *

Когда Мейерхольд впервые привел Зинаиду с Танечкой и Костиком в дом на Новинском бульваре, то неожиданно, стоя перед пятиэтажным зданием из темно-красного кирпича, он начал декламировать почти забытые стихи Евгения Баратынского:

Неделя светлая былаИ под Новинское звалаГраждан московских. Все бежало,Все торопились: стар и млад,

Жильцы лачуг, жильцы палат,Живою, смешанной толпою,Туда, где, словно сам собою,На краткий срок, в единый миг,Блистая пестрыми дворцами,

Шумя цветными флюгерами,Средь града новый град возник —Столица легкая бездельяИ бесчиновного веселья,Досуга русского кумир!

– А вот в том доме родился Грибоедов, – с гордостью показывал им Мейерхольд памятные места, – а там, дальше – владения Федора Ивановича Шаляпина. Напротив – дом Гагариных…

Старый дом, в котором им теперь предстояло жить, некогда принадлежавший знаменитому адвокату Плевако, после остоженских «хором» и Зинаиде, и детям представлялся сказочным дворцом.

Квартира Мейерхольда постепенно заполнялась новыми жильцами. Из Орла перебирались сюда родные Зинаиды. Мама, Анна Ивановна, поселилась вместе с дочерью, занялась внуками. Отец, Николай Андреевич, обосновался этажом ниже. Ему, как ветерану партии большевиков, выхлопотали неплохую пенсию, но жил он скромно. Внуков обучал игре в шашки и шахматы, а позже даже пристрастил к картишкам. Любил огорошить подрастающее поколение заковыристой загадкой, поиграть в шарады. Впрочем, в основном хлопоты о детях взяла на себя бонна, Ольга Георгиевна.

Мейерхольд сразу же усыновил детей Есенина. Костя первым назвал Всеволода Эмильевича папой. Мама тут же стала ему выговаривать: «Не называй его так, у тебя есть родной отец». – «Нет, он – папа», – упрямо стоял на своем мальчик.

Впрочем, от детей не скрывали, что где-то там есть настоящий, «первый папа», некая незримая, мифическая личность, имя которого взрослые волей-неволей часто упоминали в разговорах. Мейерхольд тепло и заботливо относился к детям Зинаиды, видя в них ее продолжение. Именно он внушал всем близким, в том числе любимому Андрею Белому, обращаясь с дружеской просьбой: «Никогда не забывать своего крестника Константина Есенина, моего горячо любимого пасынка, который появлением своим на свет повторил все прекрасное Зинаиды Райх – единственной, ради которой стоит жить на этой земле».

Жизнь менялась. Суровый аскетизм военного коммунизма уступил место нэпу, слабым проблескам зарождающейся советской империи. На прилавках появился ширпотреб, комфорт уже не считался постыдным, появился спрос на модисток, парикмахеров, престижным элементом быта стали патефоны. Усилиями Зинаиды Николаевны дом на Новинском постепенно превращался в настоящий светский салон, центр притяжения творческой интеллигенции, интеллектуальной элиты 20-х годов. В гости к Мейерхольдам-Райх частенько захаживают Сергей Прокофьев и Константин Петров-Водкин, Сергей Эйзенштейн и Николай Охлопков, Сергей Юткевич и Игорь Ильинский, отчаянные западные коллеги, увлеченные идеями революции.