Дети Гамельна. Ярчуки

Сержант чертыхнулся сквозь зубы — заветная котомка с хитрыми снадобьями, способными и мертвого разговорить, осталась лежать в таверне. Вместе с гравюрами, кислым вином и поросячьими ляжками на потолке. Ладно, есть способ. Мирослав прикусил нижнюю губу, оглянулся. Рядом никого, все разбрелись. Среди бойцов, что Deus Venantium привлекал к службе, некоторые умения, за которые кто иной шёл на костер, поощрялись. Но всё же, но всё же…

Кучер закричал так, что даже готовый к подобному сержант отшатнулся. Дернулись на шум и охотники. Сержант отмахнулся — мол, продолжайте — и склонился над умирающим, на губах которого пузырилась кровь.

— Ты их видел?

— Да… Волки… Волки… И люди… Марио они отсекли голову… Епископу отрезали руку… Господь милосердный… Мамочка, отчего так больно…

Парень поднес окровавленную ладонь к глазам. Снова закричал. На этот раз — от осознания. Сквозь дыру в животе кровь не сочилась — текла. Вместе с кровью уходила и жизнь. Последний выплеск — и всё. Сержант, вытерев руки об колет умершего кучера, поднялся. Парень не сказал ничего нового. Следы и укусы на телах Мирослав видел и сам. Да и отрезавшие всё подряд люди не стали открытием — волки не владеют ножами. А человеку, что лежал у кареты, кисть отрезали клинком тупым и коротким, вон как настрогали бахромы, содомиты мокрожопые! Ради пущей мучительности не заточили нож, или затупился о кости?

— Мир! — позвал лейтенант Мессер. — Подойди, опытный взгляд нужен.

Закрыв глаза отмучавшемуся пареньку, Мирослав подошёл к офицеру. Тот с задумчивым видом чесал затылок и разглядывал кусты в трех шагах от перевёрнутой кареты.

— Гляди, тут следы. Что скажешь, сержант?

Что можно сказать по каплям крови, что буквально усеивали всё вокруг? По сломанным веткам, оборванным листьям и отпечаткам сапог? Сержант мысленно выругался. Это вам не ходить с гордым видом, поминая через слово былую славу кондотьеров и прочих живущих за «соляные деньги». Здесь — настоящая работа.

Да, предсмертные слова Иржи Шварцвольфа действительно оказались проклятием. Кровавый снег Дракенвальда надломил хребет Ордену. В том лесу осталось множество опытных бойцов. Вот и приходилось вербовать простых рубак, не умеющих даже читать следы…

— Ушли в сторону реки, папские кого-то зацепили. По ноге, похоже.

— Догоним? — вспыхнули азартом глаза лейтенанта.

— Не уверен, — покачал головой Мирослав, — они опережают больше чем на час…

В притихшем лесу раздался выстрел — совсем рядом.

— Догоним! Капитан их нашел! Курт и Марио — охраняйте здесь!

И снова скачка и тягучее ожидание пули — те, кто разгромил обоз, не были дураками и могли дожидаться погоню с заряженными мушкетами в руках, укрывшись за деревьями.

Капли крови, что тянулись надёжным следом от самой дороги, оборвались. Лицом вниз, у невысокого дубка, лежал труп, наскоро забросанный свежими ветками.

— Сержант, осмотрись, — приказал Мессер, — остальные, вперед!

Мирослав проводил взглядом умчавшегося лейтенанта, дождался, пока в шёпоте листвы утонет стук копыт и крики погони, и прислушался. Вроде бы тихо. Лесная живность не спешит возвращаться к прежним занятиям, не сопит, вжимаясь в землю, зловредный хашашин[3], готовый прыгнуть на спину зазевавшемуся охотнику.

Убитый оказался кем-то из местных бандито. Молодой, не старше кучера, умершего на дороге. Чернявый, тоненькие усики, бедро в крови. Висок пробит чем-то узким. Всё верно, подранок замедлял бегство, вот и ударили стилетом. Вокруг убитого кто-то изрядно потоптался. Приметный сапог, со стертым носком и странным раздвоенным каблуком, наподобие копыта. Нет, вряд ли так близко от Ватикана могут орудовать черти, да и сержант ни разу не видел настоящих, с копытами, отчего и были у него некоторые сомнения на счет существования подобных богонеугодных созданий. Скорее, владелец сапога неудачно наступил на острый камень. Или еще что стряслось, вырвавшее половину каблука напрочь…

Снова забрасывать ветками убитого сержант не стал. Сильно не объедят покойника, крупнее хорька тут звери не водятся. Мирослав запрыгнул на коня, позвенел в кармане свежеобретённым серебром. Одно доброе дело в своей никчемушной жизни, глупыш, ты сделал, запас для сержанта немного монет. Покойся с миром и не бесчинствуй более. А то сожжём.

***

Мелкая речка, зажатая высокими каменистыми берегами, шумела, клокотала и бурлила. Словно наяда, коих в этих краях истребили еще при цезарях, решила помешать вежливой беседе…

Впрочем, достаточно беглого взгляда, дабы понять — беседа неминуемо закончится схваткой. Очень уж много оружия в руках. И у тех, кого прижали к реке, и у тех, кто прижал.

— Господа разбойники! — поправил шляпу Бальбоа, раздувавшийся от важности и самодовольства — настиг ведь и практически покарал негодяев! — Предлагаю вам сдаться на милость Правосудия! Волею пославших меня, обещаю честное разбирательство и беспристрастный суд!