Дети иллюзий

– А я вот нет, – признаюсь я.

На лице у моего собеседника проявляется странная гримаса – страдальческая и насмешливая одновременно.

– Проблема в системе ценностей, – говорит он почти ласково. – Согласитесь, то, что раньше было важным, сейчас кажется смешным. Вспомните своё детство, и вам всё станет кристально ясно. Лет десять-пятнадцать назад я только и думал о том, чтобы меня издали, теперь же просто не могу понять, как я мог быть таким дураком, и насколько это было глупо.

– А что же важно для вас сейчас? – спрашиваю я, хотя прекрасно знаю ответ.

– Для меня-то? Вот это, – мужик показывает пальцем на стакан.

– То есть, писательская стезя вас больше не интересует?

Мужик по-лошадиному мотает головой:

– Понимаете, мой юный друг, людьми движет вполне нормальное стремление оставить после себя потомство, в данном случае, творческое, или же самое обычное тщеславие. Я же давным-давно от того и от другого избавился, чего и вам желаю. А всё потому, что в этом нет ни грамма смысла!

– Не могу с вами согласиться, – уверенно говорю я, – смысл есть.

На лице у моего собеседника возникает ленинский прищур:

– А вы уже ответили себе на вопрос, почему вы хотите напечататься? Вы сами-то знаете, зачем вам это нужно?

Ненадолго задумываюсь. Вопрос не то чтобы ставит меня в тупик, просто он один из тех, на которые вроде бы знаешь сразу несколько ответов, но если тебе его вдруг задают, быстро выясняется, что, на самом деле, не можешь выдавить из себя ни одного. Разумеется, я не раз и не два отвечал себе на него, и в разное время по-разному. Когда-то мне хотелось вписать своё имя в историю отечественной, а может и мировой литературы. Стыдно в этом признаваться, но так оно и было. Теперь же, понимая всю невыполнимость поставленных задач, я объясняю себе собственное стремление быть напечатанным исключительно желанием подтвердить наличие у себя писательских способностей. Ну, и ещё, может быть, доказать кое-кому кое-что…

«Вот так вот и девальвируют мечты юности, – с горечью думаю я, – ещё год, два, и я, возможно, тоже приму сторону моего безымянного собеседника…»

– Что молчите? – отрывает меня от размышлений мой собеседник. – Никак не придумаете, что бы такое соврать?

Откашливаюсь для важности:

– Отчего же, знаю. Мне это нужно для того, чтобы реализовать свой творческий потенциал, который, как мне кажется, у меня имеется.

– Для этого совсем не обязательно печататься! – хохочет мужик. – Достаточно писать «в стол».

– Нет, не достаточно! – протестую я. – Реализация творческого потенциала подразумевает под собой результат, которым и является изданная на бумаге книга.

– Понимаю, – кивает мужик, – техническое образование не пропьёшь.

– Причём здесь моё образование? – не понимаю я.

Вместо ответа мужик вяло машет на меня рукой:

– Вот представьте: ну, будет стоять у вас на полке «кирпич» с вашей фамилией на обложке. Представили? (я киваю) Что изменится?

– Да, по большому счёту, ничего.

Мужик негромко мне аплодирует:

– Вот и я о том же. Ни-че-го!

Его самоуверенность начинает меня доставать. Тоже мне, умник нашёлся.

– Тогда, следую вашей логике практически всё можно подвести под категорию «ничего», – говорю я медленно, чтобы не дать воли эмоциям, – а есть хоть что-то, что им не является?

– Я вам уже сказал – вот это! – мужик снова показывает пальцем на стакан и противно улыбается. – In vino veritas! Истина в вине!

Неожиданно мне становится грустно. Настроение, ещё пять минут назад бывшее приподнятым, неизвестно куда испаряется, а вместо него приходит знакомое с детства и мало контролируемое раздражение. Мужик, видимо, уловив моё расположение духа, снимает с лица бесящую меня (и, почти уверен, всех остальных, кто когда-либо с ним общался) улыбку и заговорщицки мне подмигивает:

– Ладно, хватит о грустном. У меня с собой кое-что есть (из-за пазухи показывается горлышко с пластмассовой крышкой) может, составите компанию?

– Нет уж, спасибо. Мне на работу надо.

– Как знаете, а я всё-таки приму.

С этими словами собеседник достаёт бутылку, зубами срывает с неё крышку и, совершенно не соблюдая конспирации, выливает примерно треть содержимого в тот самый стакан, из которого я его поил.

– Тогда за ваше счастливое литературное будущее! – говорит он голосом диктора и, легко донеся стакан до рта, опрокидывает содержимое в себя.

Не успевает опустошённая тара коснуться поверхности стола, как универсам оглашается басовитым вокалом, заставляющим любого советского мужчину прижать уши.

– А ну-ка, алкаши, – летит из-за прилавка, – пошли отсюда!

Мы с мужиком чуть приседаем, как при близком разрыве, а разбуженная шумом собака отвечает задорным лаем.

– Ещё и кобеля с собой притащили! – громче прежнего голосит тётка. – А ну, пошли вон, не то я милицию вызову!

– Пойдёмте лучше на воздух, – говорит мужик, пряча бутылку обратно за пазуху, – если она выполнит своё обещание, то нам с вами несдобровать.