Дети иллюзий

– Вот ты смеёшься, а я совершенно серьёзно. Кстати, как у него дела?

– У Панка Петрова? Нормально. Он закончил-таки свой божественный заказ и звал всех на торжественное открытие.

– Ты хотел сказать, на освящение, – поправляет меня Татьяна. – И когда?

– Не помню, если честно. Кажется, в следующие выходные. А ты что, хочешь сходить?

В моих словах ясно слышится сарказм, и Татьяна поднимает на меня непонимающие глаза:

– Хочу. Ни разу не была на подобных мероприятиях. А тебе разве неинтересно творчество твоего друга?

Немного пристыженный оправдываюсь:

– Конечно, интересно! Просто, после того, что мы с тобой устроили у Панка Петрова на даче, вряд ли нам там будут рады. Особенно этот, как его, отец Митяй, то есть, Матвей…

Непонимание в Татьяниных глазах сменяется практически презрением:

– Ты что, его боишься, что ли? Этого толстожопого, который нас с тобой хотел на костре сжечь?

– Что ты! Ни в коем разе! Просто скандала не хочется.

– Скандала не будет, – уверенно говорит Татьяна. – Скажи Олегу, что мы придём.

– Хорошо, скажу. Ты только не волнуйся.

– Пойдём лучше к воде, – говорит Татьяна, глядя на небо, – там прохладнее.

По лестнице со сбитыми кое-где ступенями спускаемся на набережную. Тут действительно прохладнее – с воды тянет свежестью, и, закрыв глаза, можно вообразить себе, что мы где-нибудь на курорте, скажем, в Баден-Бадене. Из двух возможных направлений движения – к Парку культуры или к Университету – Татьяна выбирает последний, и мы сворачиваем налево.

На набережной многолюднее, чем в парке. В основном, всё те же влюблённые парочки, но попадаются и компании студентов, которые пьют пиво, курят и громко смеются. Как бы я хотел сейчас присоединиться к такой вот компании беззаботных дуралеев, у которых все мысли только о том, как спихнуть очередной зачёт и затащить подружку на пустой флет! Выпить с ними пива, поржать над их анекдотами, рассказать пару своих… Но нет, я для них чужой, я уже полное старьё, и от осознания этого становится грустно.

Татьяна тоже выглядит печальной. Не мрачной или недовольной, какой она бывает после наших с ней ссор, а минорно-задумчивой. Кажется, мысли утащили её далеко-далеко, в какой-нибудь плохо проветриваемый уголок её памяти, или куда подальше. Близоруко щурясь, молча смотрит она то на реку, то себе под ноги. Я для неё будто перестал существовать.

Её молчание начинает меня напрягать, и в районе моста, на котором когда-то была станция «Ленинские горы», я решаюсь-таки его нарушить – бог её знает, чего она там себе надумала…

– Ты мне всё-таки скажи, чья была идея устроить этот спектакль? – спрашиваю я.

– Анькина, чья же ещё, – не сразу отзывается она. – У неё теперь новая идея – хочет стать первым режиссёром-поэтессой.

– Так чего ж она сама пьесу не напишет? В стихах, как Грибоедов.

Татьяна выпускает из заперти лёгкую улыбку:

– Он плохо кончил… Знаешь, о чём я подумала: надо вас всех припахать к этому проекту. Ты напишешь пьесу, Че – сыграет главную роль, Панк Петров даст нам своих бабищ в качестве декораций, а Дон Москито – какие-нибудь поэтические вставки сбацает. Что скажешь?

– Скажу, что я не понимаю, зачем, – говорю я совершенно откровенно.

– Как, зачем? – удивляется Татьяна. – Практика показывает, что творческие люди до определённого времени хорошо работают в команде. Совместное творчество, понимаешь?

– Кто-то говорит: «совместное творчество», а кто-то: «свальный грех», – огрызаюсь я.

– Ну, ты даёшь! – хлопает себя по бедру Татьяна. – Полчаса назад ты испытывал страх перед заказом, а теперь ревнуешь!

– Не ревную я, просто…

– Не желаешь делиться теоретически возможными лаврами? – не даёт она мне опомниться. – Хочешь захапать всё себе: цветы, овации, восторги поклонниц…

Мне становится смешно от самого себя. Татьяна, конечно, преувеличивает, но, по сути, она права: я действительно ревнивец и собственник. Надо идти на мировую, другого не остаётся.

– Ладно, убедила, – говорю я после примирительного поцелуя, – давай пригласим Панка Петрова и Дона Москито. Только не кажется ли тебе, что ты делишь шкуру неубитого зрителя?

– Главное, чтобы она не оказалась шкурой убитого драматурга, – усмехается Татьяна. – Пойдём, Отелло…

2

Всё, что мне было известно о профессии натурщика до знакомства с Настей, ограничивалось информацией, полученной из советского полицейского боевика «Лекарство против страха», где этот вид деятельности позиционировался как ущербный и недостойный высокого звания советского гражданина. За это же говорили и приведённые там же расценки (кажется, девяносто копеек в час).

Мне Настя не платит и этого.