Дети Хурина. Нарн и Хин Хурин

Услышав это имя, девушка подняла взгляд и покачала головой, но повторила: «Ниниэль». То было первое слово, что произнесла она, отрешившись от тьмы; и так именовали ее впредь среди лесных жителей.

* * *

Поутру ее повезли к Эффель Брандир; дорога там круто шла вверх, пока не доходила до переправы через бурную реку Келеброс. Здесь построили некогда деревянный мост; под ним поток переливался через истертый каменный выступ и пенными каскадами низвергался в каменную чашу далеко внизу, а в воздухе словно дождь повисала водяная пыль. В верхней части водопада зеленела покрытая дерном поляна в окружении берез; но за мостом открывался широкий вид на ущелья Тейглина примерно в двух милях к западу. Там всегда веяло прохладой; летом путники останавливались на берегу отдохнуть и утолить жажду ледяной водой. Называли те водопады Димрост, Лестница Дождя, а после того дня – Нен Гирит, Вода Дрожи; ибо Турамбар и его люди устроили там привал, но едва Ниниэль оказалась в этом месте, как у нее начался озноб, и накатила дрожь, и не удавалось ни согреть ее, ни успокоить. Потому лесные жители поспешили дальше, однако не успели еще добраться до селения Эффель Брандир, как у Ниниэль сделался жар и она впала в забытье.

Долго пролежала она во власти недуга, Брандир же пустил в ход все свое искусство, дабы исцелить ее, а жены лесных жителей ухаживали за ней днем и ночью. Но лишь когда рядом с нею был Турамбар, успокаивалась она или засыпала без стонов. И вот еще что примечали все, кто ходил за ней: пока длился недуг, хотя зачастую беспокойно металась она на постели, ни единого слова не выговорила она на каком-либо из эльфийских либо людских язы ков. Когда же медленно возвратилось к ней здоровье, и очнулась она, и вновь стала есть, тогда женщинам Бретиля пришлось учить ее языку, словно ребенка – слово за словом. Однако училась она быстро и с превеликой радостью: словно находила вновь потерянные сокровища, великие и малые; а затвердив наконец довольно, чтобы разговаривать с друзьями, то и дело спрашивала:

– Как зовется эта вещь? Потеряла я нужное слово, блуждая во тьме.

Когда же встала Ниниэль наконец с постели, она то и дело навещала Брандира в его доме; ибо не терпелось ей узнать имена всего живого, он же в том был весьма сведущ; и часто гуляли они вместе по садам и полянам.

И полюбил ее Брандир; она же, окрепнув, частенько подавала ему руку, поддерживая хромого при ходьбе, и называла его братом. Но сердце ее было отдано Турамбару; лишь при его появлении улыбалась девушка, и лишь когда Турамбар заговаривал с нею весело, смеялась она.

Однажды золотой осенью ввечеру сидели они вместе, а заходящее солнце одело склон холма и Эффель Брандир с его жилищами алым заревом, и царила вокруг глубокая тишина. И молвила Ниниэль:

– Имена всего, что есть, разузнала я ныне, кроме разве твоего. Как же зовут тебя?

– Турамбар, – отвечал он.

Она помолчала, словно прислушиваясь, не уловит ли смутного эха, а затем спросила:

– А что оно значит – или это просто твое имя и ничего больше?

– Значит оно – Победитель Темной Тени, – отвечал Турамбар. – И я тоже, Ниниэль, пребывал во власти тьмы, в которой сгинуло многое мне дорогое; теперь же, сдается мне, я превозмог тьму.

– А ты тоже бежал от нее куда глаза глядят, пока не добрался до этих приветных лесов? – спросила она. – И когда же спасся ты от тьмы, Турамбар?

– Да, – отвечал он, – бежал я много лет. А спасся тогда же, когда и ты. Ибо пока не пришла ты, Ниниэль, царила тьма, но с тех самых пор – сияет свет. И кажется мне, будто обрел я наконец то, что искал так долго и тщетно.

И, возвращаясь к себе домой в сумерках, говорил он себе:

– Хауд-эн-Эллет! С зеленого кургана явилась она. Не знак ли это – и как мне истолковать его?

Между тем золотой тот год пошел на убыль и сменился мягкой зимой, а следом настал новый благодатный год. В Бретиле царил мир; лесные жители затаились в чаще и домов своих не покидали; и никаких вестей не приходило к ним из окрестных земель. Ибо орки, что в ту пору стекались на юг под темное владычество Глаурунга либо посланы были шпионить к границам Дориата, стороной обходили Переправу Тейглина и на запад пробирались далеко за рекой.

Ныне же Ниниэль совершенно исцелилась, похорошела и окрепла, и Турамбар, не сдерживая себя более, по про сил ее руки. И возрадовалась Ниниэль; но когда прослышал о том Брандир, заныло у него сердце и молвил он ей:

– Не спеши так! И не сочти меня недобрым, ежели посоветую я тебе выждать.

– Ничего, кроме добра, от тебя вовеки не видели, – отозвалась она. – Но почему даешь ты мне такой совет, о мудрый братец?

– Мудрый братец? – повторил он. – Скорее, хромой брат, нелюбимый, неприглядный. А почему – я и сам не знаю. Однако ж на этом человеке лежит тень, и страшно мне.

– Тень и впрямь была, – отозвалась Ниниэль, – он сам мне рассказывал. Но он спасся из-под власти тени так же, как и я. И разве недостоин он любви? Хотя ныне довольствуется он мирной жизнью, разве некогда не был он величайшим из вождей, при одном лишь виде которого разбежались бы все враги наши?