Дети Сатаны

— Даже те из нас, кто признает правду только на словах, в глубине души знают, что есть правда, а что — ложь. И мы все верим в правду. Обмануть можно сознание; то, что находится глубже, назови его сердцем или подсознанием, разберется, что к чему. Когда ты лжешь, глубоко внутри возникает напряжение, чем больше ложь, тем оно сильнее. И, если перегнуть палку, напряжение это может тебя убить. Спросите Ричарда Кори. Что подразумевают люди, говоря, что здоровье у них в порядке? Не болит сердце, не тянет спину, зубы в норме, чирьев нет. А ведь они продают честность, частями и пол­ностью, ради удовольствий, а потом удивляются, почему в их жизни так мало радости. Радость не­сравнима с отсутствием прострела в спине или боли в шее. И чем больше лжи накопилось между вами и каким-либо человеком, тем неуютнее вам в его присутствии.

Я наткнулся на слабительное для психомышцы.

— Сыворотка правды известна достаточно давно, — заикнулся Зак.

— В синтезированном мною веществе не боль­ше пентотала, чем ЛСД — в «травке»! — прогре­мел Джордж, охваченный праведным гневом. Но тут же взял себя в руки, словно ему хватило мгно­вения, чтобы взглянуть на свою злобу со стороны, оценить ее, отрезать и отбросить от себя. — Из­вините... погорячился. Судите сами: пентотал иногда может заставить вас дать правдивый ответ на конкретный вопрос. Мой наркотик вызывает в вас желание говорить правду тем самым людям, которым вы раньше лгали, невзирая на последст­вия. Побочные эффекты во многом аналогичны тем, что возникают после исповеди: облегчение, безотчетная радость, стремление веселиться. Но­визна лишь в одном: все цвета воспринимаются более яркими, насыщенными.

Вновь по лицу пробежала судорога.

— Одно это может поставить мир на уши, но боги расстарались на большее. Это вещество рас­творимо в воде, да что в воде, оно растворимо прак­тически во всем, проникает через кожу и действует при неуловимо малой концентрации. Оно может попасть в организм как угодно. Пентотал надо не просто ввести, но ввести в вену. Мой наркотик... Достаточно капнуть на ладонь воском, дать ему за­твердеть, помазать воск этим веществом, пожать руку другому человеку, и тот шесть или семь часов будет говорить правду и только правду. Вещество можно добавить в лак для ногтей, в зубную пасту, в «косячок», распылить из баллончика. Если его будет достаточно много в «косячке», который вы­курят в небольшом помещении, оно подействует и на некурящих. Прекрасно сработает и метод, кото­рым воспользовался Сциллер, чтобы убить меня. Наверное, есть способ избавить себя от воздействия этого вещества... но я еще не нашел антидота или нейтрализатора. Вы, разумеется, понимаете, к чему все это может привести.

Джордж еще говорил, когда подсознание Зака приняло судьбоносное решение: безоговорочно по­верить ему. А с сомнениями ушли и последние ос­татки паралича. Мозг Зака заработал даже быстрее обычного.

— Дайте мне неделю и бочку горячего кофе, и я сумею во всем разобраться. Сейчас я понял одно: вы можете заставить людей стать правдивыми по­мимо их воли.

— Зак, я понимаю, ты можешь назвать мои рас­суждения софистикой, но это вопрос толкова­ния, — он раскинул руки. — Я знаю, сынок, я знаю! Вторая заповедь Лири[4]

: «Ты не вправе изменять со­знание брата своего без его согласия». А как насчет согласия задним числом?

— Еще раз, пожалуйста.

— Последействие. Я ввел наркотик доброволь­цам. Они лишь знали, что на них испытывают новый психоделик с неизученными свойствами. Предварительно каждый получал вопросник. Из ответов следовало, что скорее всего все четырнад­цать добровольцев не стали бы участвовать в экс­перименте, если б знали, какое я ввожу им веще­ство. Трое из каждых четверых, безусловно, не стали бы.

На всех, за исключением одного человека, нар­котик подействовал одинаково. Все четырнадцать испытали необычайный подъем. Энергия била в них ключом. И они очень разозлились на меня, когда действие антилжина сошло на нет. Все че­тырнадцать ушли, чтобы жить как обычно. Не прошло и недели, как тринадцать вернулись за следующей дозой.

Глаза Зака округлились.

— Привыкание с одного раза. Боже мой!

— Нет, нет! — замахал руками Джордж. — Анти­лжин не вызывает привыкания. Привыкают гово­рить правду! Каждый приходил еще три-четыре раза, не больше. Я наводил справки. Они полнос­тью перестроили свою жизнь, положив в основу правдивость и честность. Больше они в наркотике не нуждались. И каждый из них от всего сердца бла­годарил меня. Один даже оттрахал, нежно, с любо­вью, это в моем-то возрасте.

Меня тревожило, что к антилжину может раз­виться привыкание. Еще четырнадцать человек со­знательно согласились принять наркотик, и все об­ратились ко мне за второй дозой, но я ответил от­казом. Три четверти из них также полностью изме­нили свою жизнь, уже без помощи химии.