Дети Смерти

Казалось, прошла целая вечность. Но за время, что он разговаривал с Моной, нападавший на него гигант успел сделать не более двух шагов. Острие его норнского меча было направлено на Тая. Делая третий шаг, гигант едва не споткнулся о лежавшее на полу тело убитого Таем незнакомца. Нападавший покачнулся и, прежде чем он успел принять устойчивое положение, унрит стремительно рванулся ему под ноги. Неловко взмахнув руками, гигант рухнул на пол.

— Браво! — услышал он издевательский голос человека в камзоле и почувствовал, как что-то острое впивается ему в бедро. Тай отчаянно дернулся, пытаясь уклониться от повторного удара, но холодное острие крайта коснулось его шеи прежде, чем унрит успел выдернуть свое тело из-под навалившегося на него гиганта.

— Тихо! — сказал человек в камзоле. — Не шевелись.

— Режь! — глухо прохрипел Тай.

Его связали по рукам и ногам. Грубо швырнули на лежанку.

— Отдохни!

Человек в камзоле озабоченно потрогал веревки.

— Не развяжет?

— Куда уж! — хмыкнул гигант, с интересом разглядывая лежащее на соседней лежанке тело Моны. — Красивая. Может, того? — он наклонился к девушке, откинул одеяло, и его огромная ладонь грубо облапила ее грудь.

— Тьфу! — сплюнул от отвращения человек в камзоле. — Вечно тебя тянет на мертвечину, Кусум, сегодня в Унре будет достаточно живых.

— Ои! — сказал, прищелкнув языком, гигант. — Таких в Унре нет.

— Хриссы! — прохрипел, забившись на лежанке, Тай.

— Заткни ему пасть, Кусум, — проворчал человек в камзоле. — И оставь девчонку в покое. Тронешь хоть пальцем — убью.

— Ты? — осклабился гигант.

— Я, или Ортаг. Ты хочешь иметь дело с ним?

— Ладно, — проворчал Кусум, с явной неохотой отдергивая руку. — Я буду смотреть, — и он сбросил одеяло на пол.

— Хри..! — задохнулся от ярости унрит.

— Я же сказал — заткни ему глотку.

— Да.

Кусум легко оторвал кусок простыни и подошел к Таю. Огромными клешнями разжал его стиснутые зубы.

— Смотри, чтобы не задохнулся, — сказал человек в камзоле.

— Знаю, — огрызнулся Кусум, запихивая тряпку в рот унрита; тот замычал, пытаясь выпихнуть ее языком. — Что, не нравится, да?

Из разодранного крайтом бедра хлестала кровь. Одеяло, на котором лежал Тай, быстро намокло. Лежать было неудобно. Веревки больно врезались в тело. Руки онемели, он почти их не чувствовал. От большой потери крови кружилась голова. Потолок над головой расплывался.

— Ишь как хлещет, — услышал он голос человека в камзоле. — Как бы не сдох.

— А что, пускай, — равнодушно откликнулся Кусум.

«Что они там делают?» — подумал унрит.

— Подохнет, и хриссы с ним, — сказал человек в камзоле. — Но не сейчас. Перевяжи.

Тай почувствовал, как грубые руки перетягивают рану какой-то тряпкой. Для этого ему развязали ноги, и он тут же попытался лягнуть стоящего рядом в живот.

— Но-но, потише, — хмыкнул Кусум.

Тай застонал.

— Эх, ты!

Унрит снова попытался лягнуться, но руки Кусума крепко держали его. Чувство бессилия душило Тая, хуже чем забитый в рот обрывок простыни. Он вспомнил о хранящемся под матрасом железном крюке. Спутник детства, который помогал ему не хуже ножа. «Только бы развязать руки, и…»

«Я — Мона».

Женщина очнулась от тупой боли в затылке. Она все еще лежала на полу. На лежанке что-то бессвязно бормотал Торсон. В окно хижины хлестали оранжевые лучи Таира. Женщина невольно зажмурилась. «Какой длинный день, — подумала она, — потом будет вечер, потом ночь, потом снова — день».

«Ну и что?»

Она разлепила веки. Села (комната покачивалась из стороны в сторону), хмуро взглянула на раненого. «И это все сделала я?» Нечто вроде жалости шевельнулось в ней — она заставила себя подняться, подойти к лежанке. Глаза Торсона были закрыты. Лицо заливала смертельная бледность. Его впалая грудь тяжело вздымалась. Из легких со свистом вырывался воздух, наполняя хижину странным булькающим звуком. Казалось, вот-вот воздух закипит — так закипает в чугунке суп — пока не выплеснется на раскаленные угли очага. Внизу — женщина с трудом взглянула туда — сгусток крови и боли. С пропитанной кровью простыни натекла на пол большая бурая лужа.

— Эй, — она слегка коснулась рукой его горячего лба. И тут же отдернула, опасаясь, что раненый, очнувшись, схватит ее.

Торсон застонал.

Потом громко и отчетливо сказал:

— Ортаг, — и добавил: — Ты слышишь меня, да?

Имя ничего не говорило ей.

Скорей всего бредит.

— Нет тут никакого Ортага, — она торопливо рылась в немногочисленных тряпках Элты, пытаясь найти сколь-нибудь пригодную для перевязки.

— Есть, — упрямо сказал унрит, — скажи Ортагу, что я нашел ее.

— Кого?

— Тебя.

Нет, не бредит.

— Тебя, — снова прошептал Торсон.

Подходящей тряпки не было. Женщина попыталась разорвать одно из платьев, однако силы изменили ей. Ткань не поддавалась. Она устало присела на лежанку, тут же ощутив исходящий от Торсона жар. «Умрет», — отчетливо пронеслось в мозгу.

— Рыжая, ты? — слабым голосом спросил унрит.

Похоже, он приходил в себя.

— Ничего не помню. Что случилось? Где я?