Дети судьбы

Найдя засунутую ему под дверь записку от Ребекки, Нат бегом побежал по кампусу, волнуясь, откуда такая срочность.

Когда Нат вошёл к ней в комнату и хотел её поцеловать, она отвернулась и без объяснений закрыла дверь на ключ. Нат сел на стул у окна, а Ребекка устроилась на краю кровати.

— Нат, я должна тебе сказать кое-что, что я не решалась сказать уже несколько дней.

Нат кивнул, видя, что Ребекке трудно даются слова. Последовало молчание, которое показалось Нату бесконечным.

— Нат, я знаю: ты будешь меня за это ненавидеть.

— Я неспособен тебя ненавидеть, — сказал Нат, глядя ей в глаза.

Она встретила его взгляд и опустила голову.

— Я не уверена, что это — твой ребёнок.

Нат ухватился руками за края стула.

— Как это возможно? — после долгого молчания спросил он.

— В прошлый уикенд, когда ты уехал в Пенсильванию на встречу стайеров, я пошла на вечеринку и, боюсь, слишком много там выпила. — Она помолчала. — Туда пришёл Ралф Эллиот, а что было потом, я не помню, только утром я проснулась рядом с ним.

— Ты сообщила ему, что беременна?

— Нет, — ответила Ребекка. — Какой смысл? Он с тех пор со мной почти не разговаривал.

— Я убью этого мерзавца! — воскликнул Нат, поднимаясь со стула.

— Едва ли это поможет делу, — спокойно возразила Ребекка.

— Это ничего не меняет, — сказал Нат, обняв её, — потому что я всё равно хочу на тебе жениться. Во всяком случае, больше шансов, что это всё-таки — мой ребёнок.

— Но ты никогда не будешь в этом уверен.

— Это меня не беспокоит.

— Но меня беспокоит, — сказала Ребекка, — потому что есть кое-что ещё, о чём ты не знаешь.

* * *

Как только Флетчер вошёл в заполненный до отказа Вулси-холл, то пожалел, что не последовал совету Джимми. Он занял своё место напротив Тома Рассела, который приветствовал его тёплой улыбкой, и тысяча студентов начала скандировать:

— Эй, эй, Эл-Бе-Джей,[23] сколько ты нынче убил парней?

Флетчер взглянул на своего оппонента, который поднялся с места, чтобы начать дебаты. Ещё до того, как Том успел открыть рот, присутствующие восторженно его приветствовали. К удивлению Флетчера, Рассел явно нервничал не меньше его самого: на лбу появились капельки пота.

Как только Том начал говорить, все затихли, но едва он произнёс два слова, как в зале послышался возмущённый гул.

— Линдон Джонсон… — Том помолчал. — Линдон Джонсон говорит нам, что долг Америки — разбить Северный Вьетнам, чтобы спасти мир от ползучего коммунизма. Я же говорю, что долг президента — не допустить гибели ни одного американца в борьбе с нелепой доктриной, которая со временем сама себя дискредитирует.

Снова начались восторженные крики, и с минуту Том не мог говорить. Его речь так часто прерывалась криками одобрения, что к положенному времени он успел закончить чуть больше половины подготовленной им речи.

Крики восторга сменились шиканьем, как только Флетчер поднялся со своего места. Он уже раньше решил, что это будет его последняя публичная речь в жизни. Он подождал тишины, которая так и не наступила, и когда кто-то крикнул: «Валяй, говори!» — он, запинаясь, произнёс свои первые слова.

— Греки, римляне и англичане — все они в своё время приняли на себя ответственность за руководство миром, — начал Флетчер.

— Это не значит, что и мы должны это делать, — крикнул кто-то с задней скамьи.

— И когда после Второй мировой войны распалась Британская империя, — продолжал Флетчер, — ответственность за руководство миром перешла к Соединённым Штатам Америки — величайшей нации на Земле. — В зале послышались робкие хлопки. — Конечно, мы можем скромно заявить, что мы недостойны такой ответственности и отказаться от неё, а с другой стороны, мы можем предложить мировое лидерство миллионам людей на Земле, которые восхищаются нашей концепцией свободы и хотят подражать нашему образу жизни. Мы также можем уйти со сцены и отдать эти миллионы под ярмо коммунизма, чтобы он захватил весь свободный мир; или мы можем поддержать тех, кто хочет воспринять идеалы демократии. Только история может рассудить, правильное ли решение мы приняли, и история не должна обвинить нас в том, что мы поступили неправильно.

Джимми был удивлён тем, что Флетчера очень редко перебивали, и тем, что когда двадцать минут спустя Флетчер закончил свою речь и сел на место, раздались уважительные аплодисменты. По окончании дебатов все признали, что Флетчер, по сути дела, победил в споре, хотя тезис, который отстаивал Том, был одобрен с преимуществом более чем в двести голосов.

Во всяком случае, когда были объявлены результаты голосования, Джимми выглядел довольным и сказал, что это — просто чудо.

— Тоже мне чудо! — воскликнул Флетчер. — Ты не заметил, что мы проиграли со счётом в двести двадцать восемь голосов?