Дети войны

– Нет. Но я был уверен, что меня убьют. Пророки не видели мое будущее или не хотели рассказывать о нем. Как будто его не было. – Даже Эркинар, мой лучший друг и глава прорицателей, молчал о том, что меня ждет, и не показывал ни в зеркалах, ни в снах. И со временем я научился не спрашивать. – Я решил, они знают – я умру на войне, но не скажут об этом.

Бета крепче сжимает мою руку. Ее голос почти не дрожит, ее глаза почти сухие.

Не плачь, не плачь, я не стою слез.

– Хорошо, что тебя не убили, – говорит она. – Мы бы…

Она запинается, ее ресницы вздрагивают часто-часто, и я успеваю уловить несказанные слова. «Мы бы не справились без тебя».

– Нам было бы трудно без тебя, – произносит она тихо, но твердо.

Как и все мои предвестники, моя Бета бесстрашна. Никакие препятствия ее не остановят, никакие враги.

Я улыбаюсь, вытягиваюсь среди шепчущей травы, кладу голову на колени Бете. Она отводит пряди волос, упавшие мне на лицо, – в ее прикосновениях сквозит эхо холодной пустоты, тень отчаяния. Должно быть, она представила, что мой свет погас в разгар битвы, мои предвестники остались одни.

– Главное – победа, – говорю я ей. – Мы победили.

Она кивает. Касания ее пальцев становятся спокойнее, сердце бьется тише. Она такая сильная.

Все мои предвестники сильные и яркие – каждый крылатый воин и каждый простой стрелок. И предателей больше нет среди них, нет в нашем мире.

За что меня судили? За то, что я плохо учил Лаэнара и он предал свой народ? За то, что я потерял Лаэнара еще до начала войны? Или за то, что я не убил его после победы?

Я закрываю глаза, снова и снова пытаюсь вспомнить суд – и засыпаю.

* * *

Паруса затмили небо, морской прибой качал корабли, буря грохотала, тучи клубились над головой. Я знал: еще мгновение – и враги ринутся в воздух, их серые крылья и душащая сила будут повсюду. Я столько раз стоял здесь, столько раз смотрел на паруса, надеялся и верил, что смогу защитить наш берег.

Но сегодня я знал – и это знание гремело, оглушало – все они умерли, все уничтожены, я сжег их дотла. Ни один из них не ступит на мою землю, ни одна звезда не погаснет от их выстрелов. Я победил, передо мной лишь память. Моя судьба свершилась: я исполнил все, что хотел.

* * *

Сон исчезает внезапно, выбрасывает меня в теплый осенний день. Триумф все еще переполняет сердце, оно грохочет, как буря.

Я сажусь, смотрю на Бету – она поспешно вытирает глаза, берет меня за руку. Бета плакала, пока я спал, мне больно видеть ее слезы.

Я не могу сдержаться и отдаю ей шквал, пришедший ко мне из сна. В нем вся моя уверенность, вся сила, все мои звезды, каждое сражение, каждый удар, каждый боевой клич.

Слушая этот шторм, Бета сияет, и я понимаю, какой она была в битве.

– Мы последние дети войны, – говорю я. – Война – наш единственный путь. Все меняется, но мы не сможем жить по-другому.

– Мой путь остался прежним. – В глазах Беты отражаются солнце, победа и сила. – И я иду с тобой.

6

Мы пришли сюда на закате.

Позади остались холмы, ковыль и вереск, и перед нами лежала равнина, поросшая высокой травой. Ветер здесь шептал сладко, говорил о весне: трава была совсем юной, хоть и доставала мне до пояса. Стоило коснуться стеблей – и ладони пятнал свежий сок, в вечернем свете он казался золотистым, как вино. Я не удержалась, слизнула капли. Вкус был странным, незнакомым и диким.

Я не заметила, как мы вышли на дорогу. Трава уже поглотила ее, за несколько дней разрушила путь, по которому враги ездили веками. Лишь кое-где остались нетронутые участки, верстовые столбы и дорожные камни.

И домик врагов. Он притаился возле исчезнувшего тракта, бесцветный и словно ненастоящий. Наверное, и до войны в нем жили лишь изредка – внутри он оказался таким же тусклым, как и снаружи. Простой стол без скатерти, оловянные тарелки, как в казарме, ни безделушек, ни занавесок, ни коврика у двери. Но во дворе был колодец, а на полке над очагом – корзина с орехами.

Солнце уже зашло, и мы решили остаться в этом доме.

Я нашла на полке светильник – не газовый фонарь, а старинную деревенскую лампу. Из нее пахло прогорклым маслом, сквозь закопченное стекло виднелся огрызок фитиля. Мельтиар протянул руку, темнота на миг завихрилась на его пальцах, и лампа зажглась. Огонек дрожал и чадил, но не гас. Отблески отражались в мутном стекле.

Мне почудилось – снаружи кто-то есть. По бескрайним лугам бродят опасные тени, подкрадываются, заглядывают в окна, ждут, пока мы уснем.

Как мне могла прийти в голову такая глупость? Я не должна бояться, да и некого. Мы уничтожили и прогнали всех врагов.

Может быть, я хотела, чтобы в мире еще оставалась опасность, чтобы мне было с кем сражаться, доказывать на деле, что мой путь остался прежним.

Но ведь он и правда остался прежним! Я воин, предвестник Мельтиара, и это никогда не изменится, никогда, никогда.

Я прикоснулась к бликам на стекле и сказала первое, что пришло в голову:

– Похоже на зеркала пророков.

– Ты у них часто бывала? – спросил Мельтиар. Он стоял рядом, смотрел в окно вместе со мной.