Дети восьмидесятых

В классе смех, идёт оживлённое комментирование идеи ничегонеделанья. Женя смущён, чувствует себя крайне неуютно: вроде и не ругают, наоборот, как бы хвалят, но до чего глупое положение!

Не раз и не два ещё повторю подобные прививки в разных формах, пока новенькие не почувствуют, что умственный труд — самый тяжёлый, но зато и самый радостный, пока не поймут, что он требует к себе огромного уважения и полной тишины.

Если бы это еще понимала администрация! Но — увы… Во время урока в класс может войти кто угодно и а) проверить, промаркированы ли парты (директриса почему-то убеждена, что промаркировать парты — это значит поставить на них номер кабинета, в котором они стоят);

б) выяснить, сколько учащихся отсутствует;

в) сообщить, что после третьего урока совещание в учительской;

г) велеть всем срочно идти на прививку;

…….

я) выявить тех учащихся, у которых не обёрнуты учебники.

Много раз я закрывала дверь перед уважаемыми комиссиями, заработала печальную славу человека с несносным характером, но отрывать нас от работы — не скажу прекратили — стали намного реже. Самое печальное — они никак не могли взять в толк: из-за чего это я, собственно?..

На уроках не устаю расхваливать тех, кто думает, ищет, задаёт умные вопросы, храбро преодолевает и внешние трудности, и своё неумение, свою лень. Эстетическая оценка тесно переплетена с нравственной, неотделима от неё.

— Какое красивое лицо у думающего человека! Как прекрасны умные глаза! Всякий труженик, мастер своего дела, вызывает у меня глубокое чувство уважения, даже почтения.

Эти слова уже можно отнести к доброй трети класса. «Силачей» я посадила на 3-й ряд, «серединка» занимает середину, а на 1-м ряду самые рыхлые детки, за которыми нужен глаз да глаз. Между 1-м и 3-м рядом громадная дистанция: «силачи» уже самостоятельно изучают новую тему, к которой мы, правда, давно готовимся, решают заковыристые задачки и горы примеров. Они трудятся увлечённо, они цепкие и активные, да ещё и индуцируют друг друга. Эти же шагу без меня ступить не могут: стоит мне переключить внимание на другой ряд, они сразу «разбредаются» кто куда и — под кусток, на бочок. Для них пока умственный труд принудителен.

Такое деление на данном этапе совершенно необходимо: выучить всех, т. е. 37 человек, в наших условиях я не могу. После уроков мы никогда уроками не занимаемся — из принципиальных соображений: считаю это вредным и для ребят, и для учителя. И на второй год не оставляю: мне дали нормального ребенка, — значит, я должна его научить.

Вот ведь положение: научить невозможно, и не научить нельзя! Потому и выращиваю на третьей «грядке» помощников: без них — никак, пропаду, не справлюсь. И они об этом знают.

Много раз слышала мнение: надо вводить раздельное обучение для сильных и слабых детей, так как при совместном учатся только средние, сильные теряют интерес к учебе, слабые отстают, потому что не успевают усваивать.

Но у С.Н. Лысенковой учатся все! Многому и я у неё научилась, а потом решила поискать свои пути.

Когда помощники мои закалились и окрепли в бурных спорах и тихих обсуждениях, я спросила:

— Кто из вас хотел бы помочь товарищам, тем, кому учиться пока трудно?

Нет, они не просто хотели, они дружно бросились помогать! Ребята эти накопили достаточно сил и знаний, и потребность образовалась — помочь, поделиться, сделать добро. Так они и сидели потом до конца года, «вели» товарищей при помощи диалога, системы наводящих вопросов. И со временем одинаково высоко стали цениться обе позиции: «Давай помогу» и «Спасибо, я сам». Почётно и прийти на помощь, и справиться своими силами.

Но это всё потом. А пока третья «грядка» не умеет владеть собой. Решил задачу Серёжа Щ. и сразу полез к соседям в тетрадки: интересно, а они решили? Нет, сидят, пыхтят. Ого-го! Серёжа стремительно вырастает в собственных глазах, становится великим, могучим и недосягаемым —

|досягаемым — ну по крайней мере в математике! А на прочь лишённые какой бы то ни было чуткости соседи не обращают никакого внимания, ковыряются в своих задачах, а там и делать-то нечего — для умного мальчика!

А потом и Егор справился — и те же заботы его одолевают. Всё, никакой работы. Зашебуршили, заговорили всё громче и громче. Ни на кого уже и внимания нe обращают — собой заняты, хвалятся друг перед дружкой. Ишь, элита завелась на «грядке»!

Отругала:

— Ах, какой я молодец, умник и, можно сказать, вундеркинд! Задачу решил — надо же! Быстрее всех! Теперь я желаю поговорить, вот. Правда, этим я помешаю другим ребятам думать, решать — какие пустяки! (Главное — я решил. А до остальных мне, умнице, и дела нет.

Всё утрированно и наглядно. На самом-то деле не совсем так. Они не понимают, что говорят громко, всем мешают. Не умеют адекватно оценивать себя, оптимально вписываться в ситуацию. Всё эго так, но и элемент наплевательства тоже есть. Главное — не дать ему разрастись. А остальному научатся, и тоже при помощи театра.

Научить разговаривать на уроке ох как непросто! Вот запретить — другое дело: раз — и готово. И все молчат. Речь развивают. Мысленно.