Дети Земли

— Ну, Та, Что Грезит, — насмешливо обратилась к ней Маша, — покажи-ка на деле свою эрудицию. Что это за штука? Новая звезда?

Галя зарделась от удовольствия, как студентка, которая вытащила на экзамене удачный билет.

— Нет, это не небесная катастрофа. Это всего лишь наша сестра и соседка — Венера.

— Да что ты говоришь! Неужели планета может быть такой яркой? — послышались голоса.

— Не только такой. Через месяц-другой она станет ещё ярче.

— Расскажи нам о ней.

— А может быть, сначала поужинаем? — спросил Иван Тимофеевич, который исполнял сегодня обязанности шеф-повара.

— Правильно, — согласилась Галя. — Давайте поужинаем, тем временем зайдёт солнце, и я при свете самой Венеры расскажу вам всё, что знаю об этой чудесной планете.

— Пожалуй, ночи не хватит на такой рассказ, — заметила девушка, первая увидевшая Венеру.

— К сожалению, ты ошибаешься. Хотя Венера — наша ближайшая соседка, мы знаем о ней очень мало, почти ничего. Впрочем, увидите сами.

Пока ужинали — стемнело. Вечер был очень ясный. На западе над малиновой полосой августовского послезакатного неба, белая планета сияла, как большой бриллиант. Ни суровый страж Медведицы — красноватый Арктур, — ни парящий почти в зените Коршун — голубая Вега — не могли даже отдалённо сравниться с ней своим блеском. От неё через всё озеро бежала к берегу неяркая, но совершенно чёткая серебристая дорожка.

— Никогда раньше даже не думала, что это возможно! воскликнула одна из девушек.

— Ты посмотрела бы на неё на юге, в безлунную ночь! Вот там она горит! Поверишь ли, видны тени, которые отбрасывают освещённые ею предметы! Сила её света в периоды наибольшей яркости не уступает силе света всех неподвижных звёзд, вместе взятых, которые мы видим простым глазом. В эти периоды она сияет, как сто звёзд первой величины! Так мудрено ли, что её можно заметить и днём?

— Но я слышала, что Венера небольшая планета. Отчего же она так горит?

— Потому, что её атмосфера имеет очень большой коэффициент отражения света — альбедо. Венера усваивает меньше сорока процентов падающего на неё солнечного света, а всё остальное — свыше шестидесяти процентов — отражает. Её альбедо раза в полтора больше, чем у Земли, и раз в девять больше, чем у Луны. Вот она и блестит.

— А чем же объясняется этот самый альбедо? — спросила Маша.

— Очевидно, тем, что в её атмосфере много мельчайших частиц постороннего вещества. Может быть, каких-нибудь паров. Эти частицы создают оболочку, которая отражает свет и делает для нас поверхность Венеры невидимой. Что кроется за этой оболочкой — никому не известно. Мы знаем только, что верхние слои атмосферы планеты богаты углекислым газом и почти не содержат паров воды. По этому поводу учёные строят разные догадки. Одни говорят, что на Венере нет органической жизни потому, что её атмосфера отравлена ядовитыми газами, другие — что жизнь там не могла развиться из-за слишком высокой температуры... Кто знает правду? Мы до сих пор не знаем ни продолжительности суток на Венере, ни наклона её оси, ни действительной температуры на её поверхности, потому что пресловутое электромагнитное излучение планеты может быть результатом воздействия солнечной радиации, а не температуры поверхности. На более далёком маленьком Марсе учёным удалось установить наличие и даже характер растительности, температуру почвы и много других важнейших фактов. А о том, что происходит на поверхности Венеры, мы можем только гадать. Но скоро наступит час, когда гордые и отважные люди сорвут покрывало с чела таинственной планеты.

— И как скоро это случится? — внезапно спросил Белов. — Я понимаю, пояснил он, что сейчас, пока сделан единственный облёт Луны в ракете с людьми, рано говорить о полётах на другие планеты. Когда-то ещё спустятся на лунную поверхность, да освоят её, да соберутся на Марс...

Галя снисходительно улыбнулась:

— А вам не приходило в голову, что спускаться на Луну куда труднее, чем на планеты, где есть атмосфера? Мне кажется, люди сначала полетят на Марс или Венеру, а уж потом на Луну.

— Что-то странно! — буркнул Иван Тимофеевич. — Ведь Луна рукой подать, а до Марса в лучшем случае десятки миллионов километров.

— А не всё ли равно сколько? Трудно преодолеть земное притяжение, а на полёт ведь энергия почти не расходуется. Зато при спуске можно будет использовать атмосферу как тормоз. Да и с научной точки зрения интереснее побывать на планетах, где есть хоть какая-то жизнь.

— А чем же хуже Луна?

— Вспомните: что на ней видели наши учёные при облёте? Да и съёмки с межпланетных станций говорят о том же. Со всех сторон одни и те же горы, кратеры, пики, трещины. Лишь в двух-трёх местах они заметили полупрозрачные скопления газов, идущих из расселин. На худой конец, хороша и Луна, но насколько интереснее побывать на живой, может быть, населённой планете!

— Сдаюсь! — замахал руками Белов. — Уговорили! Через двадцать-тридцать лет летим!

— Что вы, Игорь Никитич! Да через тридцать лет мне стукнет пятьдесят... четыре! Тогда, — Галя привстала от волнения, — и думать нечего попасть мне на Венеру!