Детская библиотека. Том 49

— Рублей девяносто, — небрежно ответил Коровин, вытащил из кармана часы размером с хороший будильник, приложил их к уху и сказал: — Никак к мастеру не соберусь. Почистить надо.

— Покажи! — Генка взял в руки часы и тоже послушал. — Ход что надо.

— Ничего ход, — сказал Коровин, — пятнадцать камней. — Он спрятал часы в карман куртки. — Ячейку у нас организовали, комсомола. Я уж заявление подал.

Девяносто рублей в месяц и часы ребята с трудом, но выдержали, но это уже было свыше их сил. Они еще пионеры, только мечтают о комсомоле, а Коровин уже заявление подал.

— Нас тоже скоро в комсомол передают, — сказал Миша, — прямо из отряда. — При этом он искоса посмотрел на Генку и Славу.

Они важно молчали, как будто Миша действительно сказал правду.

— Знаете, кого к нам в колонию прислали? — спросил Коровин.

— Кого?

— Борьку-Жилу.

— Ну?

— Ага. За ножны-то отец его чуть не убил. Сбежал он тогда. Теперь у нас.

— И как он?

— Ничего, исправляется.

Снова раздалось три звонка. Агриппина Тихоновна пошла открывать. Генка стоял посреди комнаты, смущенный и молчаливый. Открылась дверь. В комнату вошла Зина Круглова… Вот оно что! Миша и Слава многозначительно переглянулись. Генка стоял, не двигаясь, затем, протянув руку к столу, пролепетал:

— Прошу…

Зина прыснула, все расхохотались. Тогда Генка оправился, стал в торжественную позу и объявил:

— Дорогие гости, принимаю поздравления и подарки! Прошу не толкаться и соблюдать очередь.

Зина смеялась без передышки. Такая уж она смешливая! Она подарила Генке клоуна, своими взлохмаченными волосами очень похожего на именинника.

— Замечательно! — сказал Генка. — Девочки, как всегда, отличаются аккуратностью. Чем порадуют меня мальчики?

— Ах да, — спохватился Миша, — чуть не забыл!

Он открыл свою сумку и вытащил оттуда пакет. Он с таким серьезным видом разворачивал его, что все молчали и напряженно следили за его руками. Миша разворачивал пакет медленно, не торопясь, и взволнованное молчание присутствующих, казалось, не доходило до него.

Когда остался один, последний лист и уже ясно обрисовывались контуры какого-то длинного предмета, Миша остановился и оглядел всех. Генка подался вперед. Миша развернул лист… В его руках блеснуло стальное лезвие конька… «Норвежка»!

Генка осторожно взял в руки конек. Сначала он молча его разглядывал, потом провел ногтем по лезвию, приложил к уху, щелкнул и наконец проговорил:

— Здорово… А где второй?

Миша развел руками:

— Только один… второго не достал.

У Генки вытянулось лицо.

— Ничего, — вздохнул Миша, — поездишь пока на одном, а там видно будет.

У Генки было такое жалкое выражение лица, что даже Зина и та не рассмеялась. А уж как смешно было представить себе Генку бегающим по катку на одном коньке!

Генка положил конек на табурет, глубоко вздохнул и упавшим голосом произнес:

— Ну что ж, прошу к столу.

— Погоди, — остановил его Слава, — у меня ведь тоже подарок есть. — Он засунул руку в портфель, долго шарил там и… вытащил второй конек.

— Разыграли! — взвизгнул Генка, потом замолчал, внимательно посмотрел на друзей и медленно произнес: — Значит… коллекция, шахматы, кожаная куртка…

— Ладно, — перебил его Миша, — обойдем для ясности.

Глава 68

Пушкино

Наконец пришел ответ из Петрограда.

«Здравствуйте, ребята! Ваше письмо попало ко мне. По карточкам Терентьевых много, но всё не те. Бывшая домовладелица Васильева, которую я специально посетила, сказала, что Терентьев с женой действительно проживали у нее до войны, а мамаша жила где-то под Москвой. Вот все, что я могла узнать. Насчет бюрократизма вы не правы. В Петрограде проживает несколько тысяч Терентьевых, и без точных данных адрес дать невозможно. С комсомольским приветом Куприянова».

— Вот, — сказал Миша. — Учитесь, как пользоваться достижениями науки и техники.

— Какая же тут техника? — спросил Генка.

— Почтовая связь разве не техника? Вот так действуют рассудительные люди, а безрассудные летят неизвестно куда…

Генка в ответ съязвил:

— Тебя она тоже здорово поддела с бюрократизмом. Здорово поддела…

— Ничего не здорово, — сказал Миша, — но не в этом дело. В воскресенье поедем в Пушкино и с собой возьмем лыжи.

— Зачем лыжи? — удивился Слава.

— Для конспирации.

…В ближайшее воскресенье друзья сошли на станции Пушкино. В руках у каждого были лыжи и палки.

Вдоль высокой деревянной платформы с покосившимся павильоном тянулись занесенные снегом ларьки. За ларьками во все стороны расходились широкие улицы в черной кайме палисадников. Они замыкали квадраты дачных участков, где протоптанные в снегу дорожки вели к деревянным домикам с застекленными верандами. Только голубые дымки над трубами оживляли пустынный поселок.

— По одной стороне туда, по другой — обратно, — сказал Миша. — Главное — не пропустить ни одной таблички.

— Целый год проищем, — сказал Слава. — Лучше в сельсовете спросить.

— Нельзя, — возразил Миша, — поселок маленький, это вызовет подозрения.

— Кого нам бояться! — сказал Генка. — Старушка сама обрадуется, когда мы клад найдем.

— Ты ее в глаза не видел, а рассуждаешь, — сказал Миша. — Поехали.