Девчонки, видишь, не отворачивались от Митюхина окошка. Он хоть горбатенький, а парень с разговором да выдумкой, и ремесло у него занятное, и не скупой: шаричков для бусок, бывало, горстью давал. Ну, девчонки нет-нет и подбегут, а у этой чаще всех заделье находилось перед окошком — зубами поблестеть, косой поиграть. Митюха и хотел отдать ей свою веточку, да все боялся.
— Еще на смех девчонку поднимут, а то и сама за обиду почтет.
А тот барин, из-за которого поворот жизни случился, все еще на земле пыхтел да отдувался. В том году он дочь свою просватал за какого-то там князя ли купца и придано ей собирал. Полевской приказчик и вздумал подслужиться. Митину-то веточку он видал и тоже, видно, понял, какая это штука. Вот и послал своих охлестов с наказом:
— Если отдавать не будет, отберите силой.
Тем что? Дело привычное. Отобрали у Мити веточку, принесли, а приказчик ее в бархатну коробушечку. Как барин приехал в Полевую, приказчик сейчас:
— Получите, сделайте милость, подарочек для невесты. Подходящая штучка.
Барин поглядел, тоже похвалил сперва-то, потом и спрашивает:
— Из каких камней делано и сколько камни стоят?
Приказчик и отвечает:
— То и удивительно, что из самого простого материалу: из змеевику да шлаку.
Тут барин сразу задохся:
— Что? Как? Из шлаку? Моей дочери?
Приказчик видит — неладно выходит, на мастера все поворотил:
— Это он, шельмец, мне подсунул да еще насказал четвергов с неделю, а то бы я разве посмел.
Барин знай хрипит:
— Мастера тащи! Тащи мастера!
Приволокли, понятно, Митюху, и, понимаешь, узнал ведь его барин.
«Это тот… в сапогах-то который…»
С палкой на Митюху кинулся.
— Как ты смел?
Митюха сперва и понять не может, потом раскумекал и прямо говорит:
— Приказчик у меня силом отобрал, пускай он и отвечает.
Только с барином какой разговор, все свое хрипит:
— Я тебе покажу…
Потом схватил со стола веточку, хлоп ее на пол и давай-ко топтать. В пыль, понятно, раздавил.
Тут уж Митюху за живое взяло, затрясло даже. Оно и то сказать, — кому полюбится, коли твою дорогую выдумку диким мясом раздавят.
Митюха схватил баринову палку за тонкий конец да как хряснет набалдашником по лбу, так барин на пол и сел и глаза выкатил.
И вот диво — в комнате приказчик был и прислужников сколько хочешь, а все как окаменели, — Митюха вышел и куда-то девался. Так и найти не могли, а поделку его и потом люди видали. Кто понимающий, те узнавали ее.
И еще заметочка вышла. Та девчонка, которая зубы-то мыла перед Митюхиным окошком, тоже потерялася, и тоже с концом.
Долго искали эту девчонку. Видно, рассудили по-своему-то, что ее найти легче, потому — далеко женщина от своих мест уходить не привычна. На родителей ее наступали:
— Указывай место!
А толку все-таки не добились.
Данилу с сыновьями прижимали, конечно, да, видно, оброку большого пожалели, — отступили. А барин еще сколько-то задыхался, все-таки вскорости его жиром задавило.
Травяная западенка
Это не при нашем заводе было, а на Сысертской половине. И не вовсе в давних годах. Мои-то старики уж в подлетках в заводе бегали. Кто на шаровке, кто на подсыпке, а то в слесарке либо в кузне. Ну, мало ли куда малолетков при крепости загоняли.
Тогда этот разговор про травяную западенку и прошел.
Так, сказывают, дело-то было.
Турчаниновские наследники промотались и половину заводов продали барину Саломирскову. Тут у них неразбериха и пошла.
Продать продали, а деньги с завода Турчаниновым охота получать по-старому. Саломирсков опять, наоборот, говорит:
— Я главный хозяин — мне и получка вся! А вам — сколь выделю.
Спорили-спорили, сговорились нанять сообща главного приказчика. Пущай, дескать, хозяйствует как умеет, а нам бы деньги выдавал, сколько кому по частям причтется.
Так-то, видно, им вольготнее показалось! Оно и то сказать: турчаниновски наследники сроду в заводском деле не мерекали, да и новый барин, видать, не мудренее достался. Он, сказывают, из каких-то царских ли, княжеских незаконных родов вышел. То ему и заводы купили и заслуг всяких надавали.
Завсегда будто в белых штанах в обтяжку ходил, а на шапке от бусой лошади хвост.
В экой-то одеже в кричну либо сварочную не пойдешь! Под домну и вовсе не суйся. Да новый барин об этом и не скучал. По своему понятию другое ремесло придумал: жеребцов по кругу на веревке гонять.
У турчаниновских в ту пору барыня одна в головах ходила. Самая, сказать, умойная баба. Ей гору золота насыпь, — и от той пыли не оставит. Увидела эта барыня — Саломирсков жеребцами забавляется.
«Чем, — думает, — я хуже? Почище заведу!»
И точно, цельный конский завод на Щербаковке поставила и тоже давай жеребцов гонять.
Главный приказчик у них из нездешних случился. Паном почто-то его в глаза звали.
Ну, этот пан сперва барам семечек подсыпал. Поманил, значит. Которое продаст, которое заложит, руду под самым заводом брать велел, уголь чуть не на улицах жгут. Глядишь — и наскребет деньжонок. Барам этого и надо. Разговорами себя тешат:
— Это поначалу так-то. Дальше лучше пойдет.