Детская библиотека. Том 87

Говард перевел взгляд на храм — и вовремя: мраморная громада таяла, удаляясь в будущее, таяла и рушилась. Падали статуи, осыпались мраморные плиты. Вентурус выстроил храм слишком хлипким. «Вот так глупость, — подумал он. — Ну и пусть рушится, и совсем не жалко. Все равно я туда больше ни ногой».

С неба донесся раскат грома — последний привет корабля. Говард вздрогнул и заметил, что папа крадется обратно к пишущей машинке. Но Говард опередил его, в один прыжок подлетел к столу и отключил то, что приделал к машинке Арчер.

— Я просто хотел дописать: «И жили они долго и счастливо», — уязвленно заявил папа. — Но прикинул, что навряд ли у них там это получится.

Эрскин отошел от окна и потянулся во весь свой гигантский рост, с хрустом расправляя плечи.

— Теперь-то я попутешествую, — протянул он. — Мир повидаю. — Потом просительно глянул на маму. — В гости раз в год пустите?

— Конечно, Эрскин, если хотите, — ласково ответила она.

Говард осторожно пригляделся к Эрскину. Показалось или тот правда посматривает на Катастрофу? Сама Катастрофа привалилась к Торкилю и, сладко зевая, засыпала на ногах. Она подметила, что Говард наблюдает за ней, и поманила его пальцем.

— Будешь меня обижать, скажу папе всю правду про слова, — сонно пригрозила она. — Я видела, как Эрскин пнул Торкиля.

«Хм, придется задержаться, — подумал Говард. — Я просто обязан пожить у Квентина с Катрионой и помочь им вырастить Катастрофу. Надо же как-то отплатить за все те неприятности, которые я им устроил. Навряд ли им понравится, если из Катастрофы вырастет Шик номер два».

Впрочем, теперь он понимал, что выращивать придется и самого себя, и надо будет очень постараться, чтобы снова не стать Вентурусом. А то мало ли как жизнь сложится: вдруг Эрскин вернется через годик и скажет, мол, он повидал мир и не прочь его окучивать. Если он затеет захватить мир, то уж конечно, предложит Катастрофе поучаствовать. Да, такой день вполне может настать, и Говарду с Катастрофой следует к нему подготовиться. «Надеюсь, на третий раз у меня все-таки получится прожить жизнь правильно, — подумал Говард. — Нельзя же трижды все испортить».