Детская библиотека. Том 89

— Потеряшка, мне обязательно надо рассказать Софи, что случилось. Она наверняка очень волнуется за Кальцифера. И королю тоже надо рассказать про деньги. Но если я пойду в Королевскую резиденцию сразу, как только попаду домой, ужасный принц Людовик будет там и станет притворяться, будто любит оладьи. Почему он их не любит? Они же вкусные! Наверное, потому, что он лаббокин. Говорить что-то королю при нем я не решусь. Похоже, нам с тобой, Потеряшка, придется подождать до завтра. Как ты считаешь, когда принц Людовик собирается уезжать? Сегодня вечером? Король сам говорил мне, чтобы я пришла через два дня, значит, Людовика к тому времени, наверное, не будет. Если я приду пораньше, то смогу сначала поговорить с Софи… Ой, мамочка! Совсем забыла. Кальцифер сказал, что они собираются сделать вид, будто уезжают, так что может оказаться, что Софи мы там не увидим. Ой, Потеряшка, хотела бы я знать, как поступить!

Чем больше Чармейн об этом говорила, тем хуже она понимала, как ей быть. В конце концов она так устала, что уже не могла говорить и только топала за задыхающейся и хромающей Потеряшкой, светлым пятном семенившей впереди. Прошла целая вечность — но вот Потеряшка толкнула какую-то дверь, и они оказались в гостиной дедушки Вильяма, где Потеряшка испустила стон и повалилась на бок, дыша часто-часто и мелко-мелко. Чармейн поглядела в окно — гортензии были все розовые и фиолетовые в лучах закатного солнца. Нас не было весь день, подумала она. Еще бы Потеряшка не устала! Еще бы у меня не болели ноги! По крайней мере Питер должен быть уже дома, и я надеюсь, что ужин у него готов.

— Питер!!! — закричала она.

Ответа не последовало, и тогда Чармейн взяла Потеряшку на руки и отправилась в кухню. Потеряшка слабенько лизнула Чармейн в руку за то, что ей не пришлось делать больше ни шагу. Здесь лучи закатного солнца падали зигзагами на розовое и белое белье, которое по-прежнему слегка колыхалось на веревках на заднем дворе. Питера и в помине не было.

— Питер! — окликнула Чармейн. — Ты где?

Ответа не последовало. Чармейн вздохнула. Очевидно, Питер совсем заблудился, еще почище, чем она сама, и когда он теперь объявится, не знает никто.

— Запутался в своих разноцветных бечевках! — пробурчала Чармейн, стуча по очагу, чтобы раздобыть корма для Потеряшки. — Дурачок!

Она так устала, что у нее не было сил ничего готовить. Когда Потеряшка съела две мисочки собачьего корма и попила воды, которую Чармейн принесла ей из ванной, Чармейн, шатаясь, побрела в гостиную и попросила себе Послеобеденный чай. После некоторых размышлений она попросила Послеобеденный чай еще раз. Потом она попила Утренний кофе. Потом она задумалась о том, не стоит ли вернуться в кухню и съесть еще и завтрак, но поняла, что ей лень, и решила, что лучше взять книгу.

Прошло довольно много времени, когда Потеряшка вскарабкалась ей под бок на диван и разбудила ее.

— Просто зла не хватает, — пробурчала Чармейн. Она рухнула в постель, даже не попытавшись умыться, и заснула как была, с очками на носу.

Когда она проснулась на следующее утро, было слышно, что Питер вернулся. До нее донеслись всякие звуки из ванной, шаги, скрип и хлопанье открываемых и закрываемых дверей. Просто жуть какой резвый, подумала Чармейн. Мне бы так. Но она понимала, что сегодня надо обязательно сходить в Королевскую резиденцию, поэтому постонала немного и поднялась. Она раскопала последний комплект чистой одежды и так старательно мыла голову и укладывала волосы, что встревоженная Потеряшка прибежала ее поторопить.

— Ага. Завтрак. Хорошо. Я помню, — сказала Чармейн. — Беда в том, — призналась она, подхватывая Потеряшку на руки, — что я боюсь

этого бесцветного господина. По-моему, он даже хуже принца. — Она распахнула дверь ногой, повернулась, потом повернулась еще раз налево в кухню — и застыла в изумлении.

За кухонным столом сидела незнакомая женщина и преспокойно завтракала. Она была из тех женщин, по которым сразу видно, какие они предприимчивые. Предприимчивость была ясно написана на ее узком обветренном лице и читалась в движениях узких сильных рук. Эти руки деловито и предприимчиво нарезали огромную стопку блинчиков с сиропом и гору поджаристого бекона рядом с ними.

Чармейн вытаращила глаза — и на блинчики, и на цыганский наряд незнакомой женщины. Она была с головы до ног в ярких выцветших оборках, а выцветшие светло-русые волосы покрывала цветастая шаль. Женщина повернула голову и уставилась на Чармейн.

— Вы кто? — хором спросили обе, причем женщина говорила с набитым ртом.

— Я Чармейн Бейкер, — сказала Чармейн. — Я присматриваю за домом дедушки Вильяма, пока его нет: он лечится у эльфов.

Женщина проглотила то, что было у нее во рту.

— Прекрасно, — сказала она. — Рада видеть, что он оставил вместо себя хоть кого-то. Мне не нравилось, что собака останется одна с Питером. Кстати, я ее покормила. Питер не собачник. А что, Питер еще спит?

— М-м… — замялась Чармейн. — Не уверена. Он вчера не вернулся домой.

Женщина вздохнула.