Детская библиотека. Том 94

Ребёнок? Стоп, приехали. Мне это нравилось всё меньше и меньше. У него, значит, работа, а как же я? Если верить папатекарю (хотя делать это становилось всё труднее и труднее), главная его работа — воспитание родного сына. То есть приёмного. То есть меня! Так при чём же тут какое-то открытие?

— Папа, не дури, — строго сказал я. — Тебя зачем сюда прислали? Чтобы следить за мной. Мною заниматься, а не микросхемы паять!

— Меня здесь нет, — снова отозвался он.

— Послушай, папа…

— Если ты будешь приставать, я вызову полицию! — пригрозил он мне, и из гостиной запахло ещё сильней.

Ах, значит, так? Я так разозлился на него, на этого Авторизаторова, что решил… решил… Я решил уйти из дома! А он пускай тут сидит в одиночестве, голодный и холодный! Отопление у нас как раз ещё не включили, а еды в холодильнике нет. А я… А я в школу пойду! У нас как раз сегодня открытый урок — ещё успею. Всё равно идти больше некуда, а в шутеры играть мне вдруг почему-то расхотелось. Тем более что телевизор у нас в гостиной.

— Ну и как там твой Павлинов? — спросил меня на перемене Бредик. — Я гляжу, ты похорошел, брови вроде выщипал.

— Отстань, — отмахнулся я от Перекусихина. — Анна Емельяновна меня искала?

— Нет. Я сказал, что ты в поликлинику пошёл сдавать анализы, а предупредить забыл.

— Да? — Я посмотрела на него удивлённо. Раньше таких благородных поступков за Перекусихиным я не замечал. — Спасибо, выручил.

— «Спасибо» в карман не положишь. — Бредик многозначительно подвигал бровями. Было ясно как день, ему не терпелось услышать подробности моей личной жизни.

— Нечего мне рассказывать, Бредик, — вздохнул я. — Павлинова я в папатеку вернул. Поменял на другого.

— Что-то я не слышу радости в твоём голосе.

— Радоваться тут нечему. Опять я с выбором промахнулся, а что теперь делать, ума не приложу.

— А чем тебе новый папаня не понравился? У меня вон — вообще никакого нет, и я не жалуюсь. — Перекусихин с хрустом откусил от яблока.

— Он некомпанейский, — скупо ответил я.

— На тебя, братец, не угодишь. Какая разница, компанейский — некомпанейский? Главное, чтобы отец был заботливым. А всё остальное — детали, усёк? Ладно, пошёл я, мне ещё к завучу надо зайти — прослушать мораль.

— Усёк, — понуро сказал я ему в спину и потопал на английский.

Я думал, что Авторизаторов мне не откроет. Не пустит меня домой и придётся выманивать этого нелюдима какой-то хитростью. Но нет. Всё случилось по-другому.

Как только я нажал на звонок, дверь с грохотом распахнулась, и Карл Витальевич буквально обрушился на меня с кулаками.

— Где ты был? Где ты шатался, я тебя спрашиваю?! — кричал на меня весь бордовый от гнева папа.

— В парке. С одноклассниками, — хмуро ответил я, переобуваясь в домашние тапочки.

— Ах, вот оно что?! — взвизгнул Авторизаторов. — Ты был в парке, а я в то же самое время был брошен на произвол судьбы?

— В каком смысле? — Я не понял. Какая его муха, в самом деле, укусила?

— Всё то время, пока ты, ребёнок, развлекался с друзьями в парке, качался на качелях, прыгал на батутах, стрелял по мишени из ружья, строил рожи в кривые зеркала, катался на американских горках… — Он вдруг замолк, набрал в рот побольше воздуха и продолжил: — Словом, пока ты предавался бессмысленным, пустым и вульгарным развлечениям, я сидел взаперти без глотка воды в пересохшем горле и куска еды в пустом животе!

— Спокойно. — Я отодвинул папу Карла к стеночке и прошёл на кухню. Он побежал за мной. — Во-первых, я тебе никакой не ребёнок, а Витя. Витя Половинкин, твой сын десяти с половиной лет. Пора бы уже знать. Во-вторых, никто тебя и не думал запирать. Отнюдь, если бы ты решил прогуляться, например в магазин за хлебом и молоком, — тут я посмотрел на него с укоризной, — тебя никто бы не остановил. И, в-третьих, ты что, в самом деле не знаешь, как включить кран?!

— Какой кран? — растерянно заморгал папа.

— Водопроводный! Откуда берётся вода, тебе хотя бы известно?

— Разумеется, из почвы! — с вызовом парировал Авторизаторов.

— Рррр! — прорычал я, заглядывая в холодильник. Там по-прежнему было шаром покати.

— Мы будем сегодня ужинать? — с надеждой спросил папа и нежно на меня посмотрел.

— А ты со мной потом поиграешь?

— Да, — быстро кивнул он.

— Ладно. Но завтра ты будешь питаться сам. Здесь тебе не ресторан у шеф-повара. — С этими словами я полез в плиту, там у мамы хранились кастрюли.

Я твёрдо решил сварить суп. Корнеплоды у нас, по крайней мере, ещё были. Не голодом же морить собственного отца.

Глава 7

Самая чистая

— Забирайте его обратно, — было первым, что я сказал папатекарю, когда тот открыл мне дверь.

— В дело чём?! — по-женски воскликнул старик и нахмурился. Кажется, я начинал ему надоедать.

— В том, что я просил компанейского папу! А вы мне какого подсунули? Он же нелюдимый, как снежный человек! Да ещё и патологический врун! Обещал мне после ужина сыграть в «Контртеррор», а сам закрылся в маминой спальне и притворился, что решает теорему!

— Тебя на угодишь не, — поморщился господин Бенджамин.