Детская любовь(Часть 3 тетралогии "Люди доброй воли" )

Затем он опустился в свое кресло, повернув его боком, поставив локоть на письменный стол и подперев щеку рукой, причем большая круглая манжета с перламутровой запонкой, толстой, круглой и похожей на аптекарское блюдце, выскользнула из рукава жакета. Гюро продолжал стоять перед книжным шкафом, заложив руки за спину и прислонясь к одной из полок.

– Вы говорили мне, – сказал Жорес, – что вам хотелось бы выслушать мое мнение по вопросу, имеющему некоторое значение…

– Да, и весьма конфиденциальному по своей природе.

– Будьте спокойны. Когда меня просят молчать… во мне живет замкнутый южанин… вопрос личного или политического характера?

– Я не стал бы вас беспокоить по чисто личному делу.

– Почему же, милый?

– Нет, не вас… Если позволите, я начну с нескольких вопросов. Простите, если тот или иной из них покажется вам нескромным или глупым.

– Валяйте, валяйте.

– Насколько я знаю, материально дела "л'Юманите" идут не плохо.

– Да. Мы довольны.

– …Но даже крупным органам информационной печати приходится туго. Вам, наверное, доводилось испытывать, как тяжки могут быть денежные заботы у партийной газеты.

– Мои товарищи так милы, что скрывают их от меня, насколько только это возможно. Тем не менее я по своему положению не могу этого не знать. Струна все время натянута. И в конечном счете мы проедаем деньги. Вам это должно быть ясно.

– Так вот, допустите… я не с таким предложением к вам пришел, о нет, это – простая гипотеза для более удобного рассуждения… Допустите, что некто предоставляет в ваше распоряжение средства, достаточные для того, чтобы уравновесить бюджет "л'Юманите", обеспечить ее будущее, даже увеличить ее распространение… и при этом, разумеется, не ограничивает вашей свободы, так что за вами остается абсолютный контроль за газетой.

– Я был бы в восторге.

– Вы не отказались бы от денег по тому мотиву, что газета, борющаяся с капиталистическим обществом, не имеет права принимать помощь от господина, который естественно является капиталистом?

– Вот еще! Г-н де ла Палисс сказал бы на это, что в современном обществе капиталы могут исходить только от капиталистов. Мы сами в "л'Юманите" не смогли бы ни основать газеты, ни поддержать ее жизнь хотя бы в течение трех месяцев, не имея за спиною нескольких друзей с деньгами. Мы этого не скрываем. Люди правого лагеря напускают на себя негодование, говорят о "социалистической комедии". Пускают слух, будто у нас в списке акционеров первый столбец занят списком миллионеров. Тем лучше, если есть миллионеры социалисты.

– Да…

– Разумеется, я не согласился бы на поддержку господина, заведомо мечтающего нас задушить. "Поцелуй Иуды"… Ни на поддержку мерзавцев. Мы принимаем только чистые деньги… в той мере, в какой деньги могут быть чисты.

– Если я правильно понимаю вас, то поддержка человека, обнаруживающего сочувствие к нашему делу, – вы позволите мне говорить "наше дело", хотя наши пути за последние годы несколько разошлись, – поддержка такого человека, как бы ни был он богат, не показалась бы вам сама по себе компрометирующей наше дело?

– Только бы сочувствие было искренним.

– Не всегда легко читать в сердцах… Вы не считаете, – мой вопрос, пожалуй, покажется вам наивным, – что раз человек богат, то тем самым он, так сказать, по природе не способен искренне желать социализму победы?

– По счастью, человеческое сердце, не в такой мере находится в плену у класса, у воспитания. Я и сам происхожу, правда, не из богатой семьи, но из буржуазии. А взять хоть Леви-Брюля. Он не крупный капиталист, но человек с деньгами. Он нам помог. А я готов чем угодно поручиться в искренности Леви-Брюля.

– Это интеллигент; исключение.

– Есть и другие.

Гюро, усевшись, потупился, задумался, похлопывая себя по носу и по губам двумя пальцами правой руки.

Жорес не прерывал его раздумья. Затем сказал:

– Мне не приходится спрашивать вас, на какой частный случай вы намекаете. Между тем, это прежде всего вопрос индивидуальных обстоятельств.

Гюро ответил не сразу.

Он поднял голову, взглянул на Жореса. И заговорил другим, немного лихорадочным тоном, протянув руки вперед в непроизвольно патетическом порыве: