Детский мир

Так или иначе, первую половину дня я решила посвящать учёбе. Тем более, что почти сразу под моим чутким руководством у нас сколотилась группа из двенадцати человек, в которой каждый готов был поделиться с собратом по несчастью своими знаниями, умениями и навыками. Правда, если уж быть до конца откровенной, то началось наше тесное сотрудничество не с моей лёгкой руки, а с подачи Данилы Муравьёва. С которым мы познакомились, столкнувшись в библиотеке у полки с учебниками по социологии.

Он был, наверное, единственным в мире человеком кому шла зелёная строительная жилетка – непонятно было только для чего он её нацепил. Впрочем, Даниле пошло бы всё, начиная от дорогих костюмов, которые носил Цезарь, и заканчивая лаптями или фиговым листком. Фиговым листком особенно. Потому что выглядел он, как один из запрещённых богов, запечатлённых древними скульпторами в мраморе. Могущественный, сильный и очень-очень красивый.

– Девушки, вам помочь? – поинтересовался он, когда я задумчиво листала учебник по социологии детства, пытаясь сообразить, смогу ли я вытянуть что-то из него для полугодового отчёта по изучению предмета.

– Ох, – ответила ему Лёшка и стала похожа на симпатичную свёклочку со светлыми кудряшками. Моя названная сестра в отличие от меня за знаниями не рвалась, но кто её спрашивал о желаниях? У меня был лучший учитель по любящей тирании. Поэтому она тоскливо переминалась с ноги на ногу, ожидая, пока я дам ей свободу.

Я перевела взгляд на того, кто предлагал свою помощь, и едва не повторила вслед за Лёшкой коротенькое слово из двух букв.

Данила смотрел на нас совершенно невозможными фиалковыми глазами в обрамлении длинных пушистых ресниц и белозубо улыбался, демонстрируя ямочку на чисто выбритой левой щеке. Его прямые русые волосы притягивали взгляд и, не знаю как Лёшке, а мне хотелось до них дотронуться, хотя бы только для того, чтобы проверить, такие ли они шелковистые на самом деле.

– Привет, – я смогла мило улыбнуться только благодаря бесконечным тренировкам по лицемерию, в которые неизменно превращались все наши совместные обеды с Цезарем. – Я не уверена, что мне стоит тратить твоё время. Видишь ли, история и социология мой конёк, так что…

– Ох, – в голосе Лёшки появились панические нотки и, провалиться мне на этом месте, если она не мечтала убить меня за отказ от божественной помощи.

– Но вот несколько вопросов по… химии у меня есть. Если бы ты мог конечно…

Он рассмеялся тихим мягким смехом и протянул руку для знакомства:

– Котик, но мне больше нравится, когда меня называют Данилой, – верхняя губа у него была немного коротковата, и от этого он больше походил на зайчика, а не на котика, но я всё равно не стала спрашивать, почему именно Котик.

– Ольга, – представилась я и, немного смущаясь, уточнила: – Ёлка, – ну, если ему вдруг захочется найти меня в Книге лиц. Мало ли.

А Лёшка почему-то назвалась Тамарой и всё время, пока мы с Данилой обсуждали планы по поводу учебного сотрудничества, нервно грызла ногти, явно сожалея о своем опрометчивом поступке.

Так что начинали-то мы с троих человек, а остальные подтянулись в процессе нашего первого занятия по социологии, потому что мы с Данилой спорили до хрипоты, выбрав темой до дыр затертую проблему: должны ли родители сами воспитывать своих детей.

– Система «Дети – отдельно, старики – отдельно» – идеальная система для здорового функционирования современного общества, – отрывисто, словно по учебнику, говорил Данила. – Среднее мощное звено в этом случае ничем не отягощено и может полноценно работать, создавая лучшие условия существования того же потомства.

– Какие условия, Данила? – я подскочила к окну и распахнула хлипкие створки. – Посмотри сюда. Что ты видишь? Это достойное существование потомства? Это вырождение! Как ты не понимаешь? Это закон джунглей. Мы живём по принципу «выживает сильнейший». Ты смотрел статистику? Ты видел, как увеличилась детская смертность после того, как Цезарь решил возобновить традицию отдельного проживания? Да мы за пять лет потеряли больше, чем за все годы Освободительного движения!

– Значит, так надо, – упирался парень. – В мире животных закон «выживает сильнейший» работает прекрасно. Почему он не может работать на примере человечества, чем мы хуже?

– Мы хуже, – я кивнула. – Хуже уже тем, что у хищников в лесу просто нет возможности позволить слабому выжить. А у нас такая возможность есть. Нам просто наплевать. Мы хуже хищников, мы отказываемся от своих детей.

– Нам не наплевать. И мы не отказываемся, – упрямо мотнул головой парень. – У нас просто ситуация такая, приближенная к естественной среде… Согласен. Живи мы в другую эпоху, всё было бы по-другому, но, Ёлочка, у нас ведь война…

– У нас всегда война, – проворчала я, закрывая окно. – И эта война не даёт нам жить счастливо, самим растить своих детей и строить сильную экономику.