Именно здесь «добро» и «зло» входят в мир ребенка, если его базисное доверие к себе и другим уже на первой стадии не пошатнули чрезмерно провоцируемые или затягиваемые параксизмы ярости и изнеможения. Конечно, невозможно знать, что чувствует младенец, когда его зубы «с трудом пробиваются изнутри». И происходит это в той самой ротовой полости, которая до этого времени была главным локусом удовольствия, главным образом удовольствия. Невозможно также узнать, какого рода мазохистская дилемма возникает в результате того, что напряжение и боль, причиняемые режущимися зубами (этими внутренними диверсантами!), можно облегчить, только кусая еще сильнее. Это, в свою очередь, добавляет к телесной социальную дилемму. Если кормление грудью продолжается на стадии кусания (что, в общем, всегда было нормой), малышу необходимо научиться сосать не кусая, чтобы у матери не было повода отдергивать сосок от боли или раздражения. Наша клиническая работа показывает, что этот момент в ранней истории индивидуума может быть началом трагической разделенности. Она проявляется в том, что гнев, обращенный на мучающие ребенка зубы, направленный против матери, которая лишает его удовольствия, и ярость, вызванная гневом, сливаясь вместе, ведут к сильному смятению садистского и мазохистского характера, как будто ребенок разрушил единство с материнской средой. Эта самая ранняя катастрофа в отношении индивидуума к себе и к миру, вероятно, служит онтогенетическим вкладом в библейское сказание о рае, где первые люди на земле навсегда потеряли право срывать без усилий плоды, отданные в их распоряжение. Они вкусили запретное яблоко и тем самым прогневили Бога. Мы должны понять, что огромная глубина, равно как и универсальность этого сюжета, свидетельствуют, по-видимому, о большей (чем принять считать) важности раннего отрезка истории индивидуума. Следует стремиться к тому, чтобы такое раннее единство младенца с матерью было глубоким и приносящим удовлетворение, чтобы малыш подвергался действию этого неизбежного «зла» в человеческой природе умеренно и, по возможности, без отягчающих обстоятельств, да еще получая соответствующее утешение.
Рассматривая первую оральную стадию, мы говорили о взаимном регулировании способа ребенка принимать то, в чем он нуждается, и способов матери (культуры) давать ему это. Однако есть стадии, на которых ярость и гнев неминуемо проявляются так, что взаимное регулирование посредством дополняющего поведения не может служить подходящей для них моделью. Приступы ярости от режущихся зубов, вспышки раздражения от мышечного и анального бессилия, неудачи падения и т. д. — все это ситуации, в которых интенсивность импульса приводит к его собственному угасанию. Родители и культуры используют и даже эксплуатируют эти инфантильные схватки с внутренними «гремлинами» для подкрепления своих внешних требований. Но родители и культуры должны также отвечать запросам этих стадий и заботиться о том, чтобы первоначальная взаимность практически не терялась в процессе продвижения от фазы к фазе. Поэтому отнятие от груди не должно быть для малыша внезапной утратой и лишением успокаивающего присутствия матери. Исключением может быть гомогенная культура, когда можно быть уверенным, что ребенок будет ощущать других женщин практически как родную мать. Резкая утрата любви матери, к которой ребенок уже привык, без подходящей замены, в это время может привести (при прочих отягчающих условиях) к острой младенческой депрессии или к неострому, но хроническому состоянию печали, способному придать депрессивный оттенок всей дальнейшей жизни. Но даже при самых благоприятных обстоятельствах эта стадия оставляет эмоциональный осадок первородного греха и осуждения и всеобщей ностальгии по потерянному раю.
В таком случае оральные стадии формируют у младенца начала