Детство в царском доме. Как растили наследников русского престола

Он давал наследнику читать сочинения знаменитых моралистов — Руссо, Фенелона, Ларошфуко; он постоянно внушал ему: «На том месте, которое вы со временем займете, вы должны будете представлять собой образец всего, что может быть великого в человеке». Он надеялся сделать своего ученика самостоятельно мыслящим человеком, который живет по внутренним моральным законам, принятым добровольно, но от этого не менее строгим, неукоснительно исполняет свою должность и усвоенные правила — начиная с повседневной самодисциплины хорошо воспитанного человека и кончая самоотвержением монарха, направляющего все силы на служение державе. Даже заболев и уехав за границу для лечения, Жуковский старался не обрывать связи с воспитанником и писал ему письма: «Теперешнее ваше учение есть только собрание материалов, надобно с ними хорошо познакомиться, но важная минута будет та, когда, собрав эти материалы и составив из них одно целое, вы спросите у себя: что я должен делать с приобретенным мною богатством на том месте, на которое поставил меня Бог? Вся ваша жизнь будет зависеть от того ответа, который вы сделаете самому себе в свое время на этот вопрос».

Жуковский был честнейшим, порядочным, в высшей степени добродетельным и умным человеком, но… собственных детей у него еще не было (он обзавелся семьей очень поздно — в 58 лет), педагогический опыт отсутствовал, все знания в этой области были чисто книжные. К тому же мышлению Жуковского был присущ определенный схематизм, мешавший за схемой видеть живого человека. Жуковский не учитывал ни возраста, ни развития детей, обращался к ним слишком по-взрослому и далеко не всегда добивался понимания. Дети томились, особенно Паткуль и главный объект поучений — наследник. Если кто и воспринимал наставления Жуковского более-менее адекватно, так это Виельгорский, но он и без того был от природы проникнут идеями долга и ответственности.

Великая княжна Ольга Николаевна, также наставлявшаяся Жуковским, оценивала его впоследствии довольно сурово: «…прекрасные намерения, планы, цели, системы, много слов и абстрактные объяснения. Он был поэт, увлеченный своими идеалами… Я боялась его, когда он входил во время урока и задавал мне один из своих вопросов, как, например, во время урока Закона Божиего: „Что такое символ?“ — Я молчу. — „Знаете ли вы слово „символ“?“ — „Да“. — „Хорошо, говорите!“ — „Я знаю Символ Веры, „Верую““. — „Хорошо, значит, что обозначает Символ Веры?“ Мне сейчас 59 лет, но этот вопрос привел бы меня и сегодня в смущение. Что могла ответить на это девочка!

Жуковский читал выдержки из того, что он написал о воспитании нашей Мама, которая после таких длинных чтений спрашивала его просто: „Что вы, собственно, хотите?“ Теперь был его черед молчать. Я склонна признать за ним красоту чистой души, воображение поэта, человеколюбивые чувства и трогательную

веру. Но в детях он ничего не понимал… (Лишь) благодаря прекрасным преподавателям и Мердеру с его практическим умом влияние Жуковского не принесло нам вреда».

Постоянное педагогическое давление и невозможность быть самим собой не самым лучшим образом действовали на великого князя. Он был то слезлив, то агрессивен, за что вскоре сам же просил прощения. При этом, как отмечал Мердер, «в великом князе совершенный недостаток энергии и постоянства; малейшая трудность или препятствие останавливают его и обессиливают. Не помню, чтобы когда-нибудь он чего-нибудь желал полно и настойчиво».

Иногда с уст Александра Николаевича срывались слова, что он желал бы родиться кем угодно, только не великим князем.

Чем старше становился наследник, тем явственнее он сопротивлялся попыткам «воспитывать» его. Жуковский же не признавал за великим князем права на ошибки и слабости, на желание просто жить, молодо и беззаботно. Убедившись в ординарности натуры и приземленное™ устремлений наследника, он был жестоко разочарован и если и продолжал свою деятельность, то лишь потому, что не имел права уволиться по собственной инициативе.