Ответственным за воспитание и обучение наследника становился «дядька», назначенный, как тогда выражались, «для бережения и научения», — «боярин, честью великий, тих и разумен, а к нему придадут товарища окольничего или думного человека», — писал Г. Котошихин. Должность дядьки по влиянию на возможного будущего государя была очень престижной и почетной, и ставили на нее особо доверенных людей, набожных, сведущих в книжном учении, уравновешенных и многоопытных. Их задачей было обучить мальчика ратному делу и этикету, воспитать из него воина, правителя и богомольца. Полномочия дядьки были самые широкие: он фактически выполнял роль отца и волен был наказывать ребенка, ибо с переходом в мужские руки на сцену являлась розга — главное и обязательное воспитательное орудие тех лет.
Учительная литература регламентировала объем и виды наказаний, применяемых при воспитании детей. Иоанн Златоуст советовал: «Аще ли не слушает дитя твое, то не пощади его: шесть ран или 12 дай сыну или дщери; аще ли вина зла, то и многи раны дай ему плетию». Потому что «аще и жезлом биеши, то не умрет, но паче здраво будет, аще б накажеши, то и душу его спасеши».
Розгу использовали и для «вразумления» при непослушании, и в качестве кары за плохую учебу, непонятливость и лень.
Под руководством дядьки у царевича вырабатывалось чинное поведение, исключавшее суетливость, быстрые и резкие движения, слишком стремительную или семенящую походку, громкий голос и смех. Царскому ребенку, в особенности мальчику — будущему государю, полагалось двигаться неспешно, говорить негромко, смотреть прямо, держаться спокойно, с достоинством, не размахивать руками, не кривляться и не гримасничать.
Дядька же подбирал для ребенка учителей из числа священников, дьяков, наиболее образованных дворян.
Естественно, что образование было в первую очередь православным, направленным на постижение открывающих путь ко спасению православных ценностей. Всякий царский сын, подобно Алексею Михайловичу, мог с гордостью сказать о себе: «Я рожден и воспитан во благочестии».
Учить грамоте выбирали «мастеров грамоты» «из учительных людей», а письму — кого-нибудь из посольских подьячих, при обязательном условии, что наставники — люди тихие и «не бражники». Если дядька царевича был человеком уважаемым и влиятельным, то к учителям большого пиетета у большинства царственных воспитанников не было. С ними обращались запанибрата, а со временем нередко даже поколачивали. Учитель был безусловно «холопом», в то время как дядька-воспитатель считался «отца вместо».
Традиционное обучение начиналось с чтения. Пяти лет царевича усаживали за азбуку. Обычно перед этим для азбуки делали новый футляр, а саму книгу заново переплетали. Перед началом учения служили молебен и вообще обставляли это событие довольно торжественно. Как правило, начало учебы приурочивали ко дню пророка Наума — 1 декабря (была даже поговорка: «Пророк Наум, наставь на ум»).
Одолев буквы и «склады», ученик переходил к толковой грамоте, в которой изречения Христа и толкования о вере располагались в алфавитном порядке. Обучение происходило вслух и нараспев, как церковная служба. Затем заучивались наизусть Псалтирь и Часослов, содержащий литургические тексты суточных служб, часть которых тоже выучивалась наизусть. За Часословом была очередь «Деяний апостолов» — последней книги начального обучения. Переходы от одной книги начального обучения к другой каждый раз поощрялись денежными и иными пожалованиями учителю. Помимо этих обязательных книг возможно было подробное изучение с частичным заучиванием также богослужебных сборников — Триоди, Каноника и др.
После того как чтение было освоено, а все необходимое прочитано и выучено, следовало обучение письму. Руку «ставили», упражняясь на прописях, с вариантами написания букв, слогов, слов. Затем следовали образцы скорописи, содержавшие нравоучительные изречения и советы. При необходимости царевич мог выводить почти каллиграфические письмена, но, как правило, став взрослым, царь писал неразборчиво: небрежность почерка в известной степени была статусным признаком. Государь стоял так высоко, что мог себе позволить не думать об удобстве читателя и переписчика своих строк.
После освоения грамоты переходили к знакомству с нотной богословской книгой — Октоихом. Эту премудрость дети постигали лет в семь-восемь. Обычно на изучение ежедневных и праздничных служб уходило около двух лет; потом наступал черед «Страшного пения» — изучения песнопений Страстной седмицы. В результате ученик должен был уметь свободно петь по крюкам (тогдашний способ записи нот) стихиры и каноны. Впоследствии, уже взрослыми, некоторые из государей (Алексей Михайлович, Федор Алексеевич и др.) и сами писали распевы, попадая, таким образом, в число ранних русских композиторов.
Общеобразовательные предметы царевичам не преподавались — подобные сведения они черпали из усердного чтения и бесед с многознающим дядькой и другими бывалыми людьми, среди которых могли быть и иноземцы.