– Как же мы тебя пили?! – закричал Лагош в ужасе, не дослушав про тайны и процессы.
Пиво пошло рябью смущения. Как Лагош понял, что пиво именно смутилось, он вряд ли бы мог сказать, но никаких сомнений в том не было.
– Я пиво, – булькнуло оно. – Меня пьют.
Мысль была настолько глубока, что Лагош не мог ничего произнести пять или шесть минут. Пиво понимающе молчало и забавлялось тем, что тихонько пускало пузырики.
Наконец Лагош обрел дар речи.
– А другое пиво, что я варил… оно тоже живое?
– Откуда я знаю? – с легким упреком ответило пиво. – Насколько мне отсюда видно, его выпивают быстрее, чем оно успевает открыть рот.
Лагош на секунду представил пиво, доверчиво распахивающее глазенки в желудке перебравшего клиента, и ему всерьез поплохело.
Но потом он подумал о своем бизнесе, и ему поплохело еще сильнее.
Тем же вечером пивнушка Лагоша закрылась. Три дня ее осаждали жаждущие выпивки, но потом смирились даже самые стойкие и разошлись по близлежащим заведениям. Осаду Лагош проигнорировал. Пиво негромко философствовало в бочке, Дзуруб сидел в углу, отказываясь выходить, «пока эта штуковина не заткнется». Лагош думал, как спасти положение и достичь желанного богатства.
Бормотание Дзуруба ему мешало.
– Иди вон отсюда! Чтоб я тебя здесь не видел!
Дзуруб нехотя поднялся и, проходя мимо бочки, вдруг с криком «лучше бы штаны дал!» пнул ее ногой. Лагош рванул к драгоценной бочке, но слишком поздно. Она грохнулась на бок, покатилась, и пиво, первое в истории Гентурии живое разговаривающее разумное пиво, вылилось на пол.
– Что ты наделал, образина! – завыл Лагош и принялся драть на себе волосы. – Теперь нам конец.
– Не переживайте, пожалуйста, – раздался вежливый голос. – По-моему, это только начало.
Лагош вытаращил глаза. Пиво на полу обретало форму и постепенно вставало на ноги. Оно булькало и колыхалось, сквозь него можно было при желании разглядеть стены и мебель, но оно безусловно имело тело и могло им управлять.
– Потрясающе, – выдохнул Лагош.
– Полностью разделяю вашу точку зрения, – охотно согласилось пиво, с интересом изучая собственную руку. – Выходит, я совершенно зря боялось пролиться.
Вскоре в приграничной Гентурии появился новый бродячий цирк. Там их было немало – не так много, как пивнушек в Бине, но все-таки достаточно. Однако новый цирк моментально стал популярным. Только у Лагоша можно было увидеть пиво, которое рассуждало о смысле жизни, в то время как его разливали по бутылкам.
6. «Конкуренты»
У башни было скучно. Дева хандрила и часами не показывалась в окошке. Дракон, устав притворяться горой, вычерчивал камнем окрестные пейзажи на стене башни. Выходило похоже, но оценить, кроме девы, было некому, а дева оценивать не желала.
– В чем дело, Цельфи? – восклицала она, когда приступы черной меланхолии сменялись жгучим стремлением докопаться до сути вещей. – В мире перевелись отважные мужчины? Или опасных наследников теперь банально травят, а мы вышли из моды?
Дракон благоразумно молчал. Стремление девы докопаться до сути вещей не сочеталось с умением эту суть принять. И он ограничивался уклончивой полуправдой.
– Мало ли что. Кто-нибудь скоро появится.
Дракон сам не верил в то, что говорил. Две недели они без работы. Ни принцев, ни заказов на портреты. Золото на текущие расходы подходило к концу, а о том, чтобы тронуть запас, спрятанный в пещере под ржавеющей головой принца Астургласа, и подумать было страшно.
– На что мы будем жить? – нервничала дева. – Ты знаешь, сколько у нас осталось?
Дракон знал. Он не ел виноград целую неделю, пытался сэкономить. Но много ли сэкономишь на винограде?
– Если завтра никто не появится, я сойду с ума! – объявила дева и с силой захлопнула ставни.
Один слетел с петель и стукнул дракона по скорбной морде. Было больно, и дракон едва сдержал пламя. Хорошо что много лет тренировался держать себя в лапах, а огонь – в пасти. Еще не хватало спалить башню и опозориться перед девой.
Дракон подобрал камень поострее, чтобы дорисовать куст на стене и спрятаться в пещеру. Все равно никто не придет. Можно и поспать немного.
Но до пещеры он не дошел. Только нацарапал последнюю черточку, аккуратно положил камень на место, отодвинулся, чтобы оценить перспективу, как на горной тропинке показался человек.
Дракон замер в растерянности. Притвориться скалой он уже не успевал, и выходило, что придется сражаться с принцем без подготовки и морального настроя.
Принц, видимо, тоже не подготовился. Он стоял на тропе, разинув рот на манер деревенского олуха, а пегая кобылка выглядывала из-за его плеча и равнодушно жевала стебель лугавки.
– Д-добрый день, – сказал дракон. – Вы к нам?
Вместо свирепости в голосе прозвучала надежда, но принц все равно испуганно попятился.
Впрочем, принцем он мог показаться только на первый, довольно испуганный взгляд. Успокоившись немного, дракон понял, что даже в Сигмеоне на принца вряд ли бы надели дерюжные штаны и рубаху из грубого холста. И уж тем более даже в Сигмеоне проследили бы, чтобы заплат и дыр на одеянии принца было поменьше.