Девяносто третий год

Она переходила из селения в селение, с фермы на ферму и всюду расспрашивала. Она останавливалась у порогов домов; одежда ее превратилась в лохмотья. Иногда ее впускали, иногда прогоняли. Когда ее не впускали в дом, она отправлялась в лес. Хотя она и была местная уроженка, но она не знала страны, никогда отроду нигде не бывала, кроме своей деревни Сискуаньяра и своего прихода Азэ. Часто она, совершенно не зная дороги, кружилась на одном и том же месте, возвращаясь туда, где уже была, вторично шла по недавно пройденному пути, теряя понапрасну силы и время. Она шла то по большим дорогам, то по колеям, проложенным телегами, то по тропинкам, протоптанным в лесу. Во время этих скитаний ее одежда и ее обувь окончательно износились; под конец ей приходилось ходить босиком, и ноги ее были стерты до крови.

Она проходила мимо сражающихся, среди ружейных выстрелов, ничего не видя, ничего не слыша, ничего не избегая, думая только о своих детях, которых она искала. Так как вся страна охвачена была восстанием, то нигде не было ни мэров, ни полиции, ни вообще каких-либо властей. Ей приходилось иметь дело только с прохожими. Иногда она останавливала их и спрашивала:

– Не видали ли вы где-нибудь троих детей?

Прохожие с удивлением поднимали головы.

– Двух мальчиков и одну девочку, – продолжала она. – Рене-Жана, Алена и Жоржетту? Вы их не видели?.. Старшему четыре с половиной года, младшей год восемь месяцев. Не знаете ли вы, где они? Их у меня отняли.

Люди смотрели на нее с недоумением и ничего не отвечали. Видя, что ее не понимают, она добавляла:

– Это, видите ли, мои дети. Вот почему я о них спрашиваю.

Прохожие удалялись своею дорогой. Она же молча смотрела им вслед и царапала себе грудь ногтями.

Однажды, впрочем, один крестьянин, выслушав ее вопрос, стал что-то соображать.

– Постойте-ка, – сказал он. – Вы говорите, трое детей: два мальчика…

– И одна девочка.

– Их-то вы и ищете? Видите ли, я что-то такое слышал об одном помещике, который захватил где-то трех детей и держит их при себе.

– Где этот человек? – воскликнула она. – Где мои дети?

– Ступайте в Тург, – ответил крестьянин.

– И там я найду своих детей? Как вы сказали? Тург? Но где же это? Далеко?

– Не могу вам сказать. Я там никогда не был.

– Но что это такое? Селение, замок, ферма?

– И этого не знаю. Я знаю только, что Тург – где-то по соседству с Фужером.

– А как же пройти туда?

– Вы дойдете до Ванторта, – ответил крестьянин, – вы оставите Эрне слева и Кокселль – справа, вы пройдете через Лоршан, по направлению к Леру. Словом, идите все время вперед в ту сторону, где заходит солнце, – прибавил крестьянин, протягивая руку на запад.

Не успел еще крестьянин опустить руку, как она уже шла в указанном ей направлении.

– Только будьте осторожны! – крикнул он ей вслед. – Там воюют.

Она даже не обернулась, чтобы ответить ему, и продолжала идти вперед.

IX. Провинциальная Бастилия

1. Ла-Тург

Путника, который лет сорок тому назад, войдя в Фужерский лес со стороны Леньелэ, выходил из него со стороны Паринье, ожидала на опушке этой глухой чащи неприятная встреча. Выйдя из лесу, он вдруг видел перед собою Ла-Тург, но Ла-Тург не живой, а мертвый, потрескавшийся, обвалившийся, разрушенный. По отношению к зданию развалины то же, что призрак по отношению к человеку. Трудно было вообразить себе более печальное сооружение, чем Ла-Тург. Глазам представлялась высокая круглая башня, стоявшая одиноко возле леса, точно злоумышленник. Эту башню, выстроенную на остроконечном утесе, можно было принять за остаток римской архитектуры, до того правильно и прочно она была построена и до того в этой солидной массе идея могущества смешивалась с идеей разрушения. Но это была не римская, а так называемая романская[379] башня. Будучи начата в IX столетии, она была окончена только в XII, после Третьего крестового похода[380]. Просветы ее сводов свидетельствовали о ее древности. Приблизившись к ней и поднявшись на ее откос, посетитель видел перед собою брешь; войдя в нее, он находил вокруг себя абсолютную пустоту. Это было нечто вроде большого каменного горна, опрокинутого книзу широким отверстием. Сверху донизу – никакой перегородки: ни крыши, ни потолков, ни полов; одни только обломки сводов и печей, и на различной высоте амбразуры для фальконетов; гранитные кронштейны и несколько поперечных балок, обозначавших прежнее деление на этажи; на балках густым слоем лежал помет ночных птиц; толстая стена, пятнадцати футов у основания и двенадцати на вершине, там и сям отверстия и расщелины, очевидно, представлявшие прежде двери и окна, сквозь которые видны были остатки темных лестниц, проделанных внутри стен. По вечерам здесь можно было слышать крики конюхов, козодоев, черных цапель и сов; под ногами видны были кусты терновника, камни и змеи, а над головою, сквозь круглое отверстие, напоминавшее собою отверстие громадного колодца, – звезды.