Девяностые (июль 2008)

Отношение к факту в «Коммерсанте» заведомо двойственное. С одной стороны, он освобождается от всякой случайной эмоциональной окраски, становясь самодостаточным и самодовлеющим. С другой - самодостаточность эта довлеет весьма умеренно, зная отведенное себе место, очень, в сущности, скромное. Словно ничто не в состоянии изменить мира, благословенного в своем спокойствии. Словно мы живем не в мутном 1991-м, а в безмятежном 1911 году. Так что, случись и впрямь конец света, «Ъ» по привычке будет столь же сдержан в своих суждениях, все взвесит, все разделит и вынесет в заголовок: «Конец света. Воду и газ, кажется, тоже выключат». «…»

«Коммерсантъ» начал выходить с января 1990 года, когда московских интеллектуалов «левые» уже раздражали почти так же, как и «правые». «Мне нравятся очень обои», - говорил всеми своими комментариями Максим Соколов, и это было и внове, и кстати. В прогрессивных наших изданиях тогда не принято было писать без вытаращенных глаз и высунутого языка, без всей той велеречивой патетики, которая неизбежно сопутствует Говорению Правды. Максим Соколов стал первым политическим обозревателем, манкировавшим этой обязанностью. Из номера в номер он безучастно излагал и комментировал события. «…»

Набор используемых им цитат - А. К. Толстой, опера Глинки, латинские, французские, немецкие афоризмы, Пушкин, расхожие места из Шекспира - все один к одному из старорежимной интеллигентской детской. А. К. Толстой, совсем не случайно чаще других поминаемый, тут фигура во всех отношениях ключевая, так что и Глинка, и Пушкин, и даже Шекспир звучат совершенно на манер А. К.

Для понимающего читателя А. К. сегодня фигура почти назывная и нарицательная. За мифологемой А. К. стоит здравый смысл, он же хороший вкус, если угодно, заговор интеллигентской детской против безумного и безвкусного настоящего. Заговор тем более убежденный, что в России, где гражданское общество традиционно отсутствовало, здравый смысл всегда искал опору в хорошем вкусе и, соединяясь с ним, сказывался преимущественно в стихах, а не в политических программах. Шуточная «История государства Российского» А. К. совсем не такая шуточная и к тому же не очень история. Это дневник современника, стилизованный под летопись, вылазка, набег, атака здравого смысла на отечественную традицию.

Беря черновик А. К., Максим Соколов, в сущности, делает то же самое - и в виде колонки, и в виде обзора - дневник, стилизованный под летопись. И, как у А. К., здесь нет ни выверенной идеологии, ни тем более политической программы. В отличие от других парламентских обозревателей Соколов, кажется, менее всего озабочен тем, чтобы влиять на парламент и общественное умонастроение, решать какие бы то ни было политические задачи и делать верные прогнозы. Его прогнозы, как правило, и не сбываются, к вящему злорадству завистливых коллег. Праздному, я бы сказал, злорадству. Потому, что они и не рассчитаны на то, чтобы сбыться, - их «спереди и сзади, читая во все дни, исправи правды ради, писанья ж не кляни».

Как у того же А. К., это атака здравого смысла на современную политику, и не вина Максима Соколова, что она никакой атаки не выдерживает, сплошь и рядом оказываясь еще глупее и непредсказуемее. Смысл соколовских прогнозов не в том, чтобы угадать, а в том, чтобы совершить атаку. Это не одна из политических позиций сегодняшнего дня, а стилистическая оппозиция времени как таковому - то, что в конечном счете определяет весь облик «Ъ».

Безукоризненный автоматизм письма Максима Соколова сродни дневниково-эпистолярному старорежимному автоматизму. То, что некогда было общим местом, сегодня выглядит товаром подчеркнуто штучным, «Коммерсантъ» снимает эту штучность и нивелирует ее, распространив невозмутимую манеру Соколова на всю газету в целом. Это, собственно, самая грандиозная идея «Ъ». Возникает иллюзия, что все в «Коммерсанте» Максимы Соколовы. Возникает иллюзия, что только тема - лизинги-клиринги - не позволяет им быть столь же литературными, столь же мило старорежимно образованными. Возникает иллюзия не просто общего тона, а чего-то бесконечно большего - другой жизни, которую двести лет поливали и стригли, жизни, где есть настоящие биржи и банки, солидные презентации и всамделишные ликвидации, где, углубившись в кресло, хочется углубиться в газету и отыскать привычное известие в привычном месте, где вообще есть место привычке и время ей потакать. «…»