Девять граммов дури (Сборник)

– Завтра добавлю свою половину и передам хозяину квартиры, – сказала она. – И тогда можно будет идти к нотариусу.

Нина хотела спросить, достаточно ли хорошо знает она хозяина квартиры, но тут ей на ум пришла мысль, что не помешало бы взять у Титовой расписку. Но как это сделать тактичнее? Просить расписку – значит, выказывать свое недоверие. А как Титова отреагирует на это? Ей будет неприятно, что Нина, для которой она сделала столько хорошего, подозревает ее в нечестности. Но почему Титова сама не предложила Нине расписку? Может быть, забыла?

Нина мялась, подыскивая нужные слова, но так и не подыскала. К тому же Титова говорила без умолку, проглатывая окончания слов и обрывая предложения, и, чтобы ее понять, Нине приходилось напряженно прислушиваться и разгадывать мысли Титовой словно ребусы. Как-то незаметно обе женщины подошли к дверям. Титова протянула руку:

– Так что, Ниночка, наберитесь терпения. Я буду регулярно звонить вам и ставить в известность о том, как идут дела.

Они расстались. Нина шла к станции метро с тяжелым чувством. Мысль, что ей придется еще неопределенное время жить в одной квартире с отчимом, была невыносимой, и Нина невольно замедлила шаги перед лестницей, ведущей в метро, а потом и вовсе остановилась. Она купила банку пива и, несмотря на мороз, долго стояла с ней у парапета.

Глава 8

Титова не могла себя понять. В ней словно соединились две женщины: одна честная и добросовестная, а вторая – хитрая и лживая. И каждая по-своему распоряжалась телом Титовой и диктовала ей, как поступить. Иногда лживая половинка замирала и становилась незаметной. Казалось, что она лишь наблюдает за поведением своей конкурентки и при этом снисходительно хихикает да подзуживает. Как смешно – Титова вдруг со всех ног побежала в жилищно-эксплуатационную контору Министерства химической промышленности, на балансе которого стоит дом с чердачным помещением. Ах, сколько праведной решимости в ее глазах! Ах, какая самоотверженность в движениях. А неутолимая жажда осчастливить Кораблина и приватизировать для него чердак просто хлещет через край! Видел бы эту стремительную поступь Кораблин – прослезился бы от умиления. Что с тобой, голубушка? Ты стала филантропом? Или решила добрыми делами очистить душу от старых грехов?

Но Титова, казалось, не замечала язвительной самоиронии, которая сидела в душе подобно ежику. Она влетела в контору, без очереди ворвалась в кабинет главного инженера, затем кинулась к начальнику, затем снова к главному инженеру. Она требовала, чтобы ей дали разрешение на приватизацию чердака, просила, умоляла, угрожала, но все было тщетно. Перед ней веером раскладывали приказы и распоряжения, тыкали пальцем в строки закона, объясняли терпеливо и последовательно, что приватизировать чердак в жилом доме на Комсомольском проспекте невозможно, что это исключено, это просто невыполнимо, и нет на свете такой взятки и такого телефонного звонка, которые бы смогли решить эту проблему.

Нельзя сказать, что Титова была убита отказом. И хотя она почувствовала себя обессилевшей, когда вышла из ЖЭКа, ее переполняло чувство выполненного долга. Хитрая и лживая женщина, сидящая в ее раздвоенной душе, сказала уставшей конкурентке: все, милая, побесилась, и хватит. Уступай место. Теперь моя очередь.

Вернувшись домой, Титова разложила на столе, словно пасьянс, пачки стодолларовых купюр. Двадцать тысяч дал Кораблин – на приватизацию и реконструкцию чердака. Еще девятнадцать он дал в долг. Двадцать пять тысяч дала Сычева… Итого шестьдесят четыре тысячи долларов. Неплохо. Но самое интересное, что Титова никому не выкручивала руки, никого не грабила, не пытала. Люди дали ей эти деньги добровольно, сами, без какого-либо давления со стороны… Как приятно перебирать руками эти серо-зеленые бумажки! Как они шелестят, и этот нежный звук упоительно волнует душу! Нет-нет, Титова не воровка! И не мошенница! Ведь сегодня она битых три часа провела в ЖЭКе, пытаясь разрушить глухую стену бюрократических преград. И никто и никогда не посмеет упрекнуть ее в том, что она не захотела работать, умышленно уклонилась от взятых обязательств.

Да, это так. Но не стоит торопиться возвращать деньги Кораблину. Какая разница, где они будут лежать? У него в сейфе или за кипами постельного белья в шкафу Титовой? Что с ними сделается? Плесенью не покроются, из оборота не выйдут. Только вырастут в цене, как антиквариат. А там, смотришь, поменяется власть в ЖЭКе, на должность начальника придет более сговорчивый мужик, и приватизирует Титова этот чердак, никуда он не денется.