Девять лет

Профессор и Леокадия прилетели в Пятиморск в начале десятого. Долмацкий пожурил коллег, что первичную обработку ожогов сделали устаревшим способом. Под неглубоким наркозом иссек омертвевшие ткани, наложил на раны привезенную мазь.

Только через несколько часов, выйдя в коридор и заметив там Юрасову, профессор подошел к ней.

— Молодой человек неудачно прогулялся на тот свет. А вам, воительница, пора бы и отдохнуть. Как я понимаю, опасность оккупации моей квартиры миновала…

— Раз и навсегда! — повеселев, воскликнула Лешка. — Значит, Стасик будет жить?

— Будет жить и в третьем тысячелетии… Что касается лица, то одна-две пластические операции — и он предстанет перед вами даже в улучшенном издании…

Почувствовав, что несколько перехватил в шутливом тоне, уже серьезно спросил:

— А эта маленькая женщина в очках — его супруга?

— Друг, — с запинкой сказала Леокадия, хотя с гораздо большим удовольствием произнесла бы «невеста».

Леокадия отправилась домой. Позвонив в школу Марии Павловне, получила разрешение отдохнуть, едва успев снять одежду, уже спала непробудным сном. Проснулась под вечер и сразу же побежала в больницу. Ее впустили к Стасю. Он лежал в палате один, рядом сидела Аллочка. Из-за бинтов виднелись только бледные губы да живые глаза.

— Жив курилка! — тихо сказал Стась и попытался улыбнуться. — Нас мало, но мы — в тельняшках.

В коридоре Алла, обняв Леокадию, разрыдалась.

— Я только теперь поняла, что он для меня значит…

Леокадии пришла чудовищная мысль: если бы с Алешей произошла беда и болезнь приковала его навсегда к постели, она взяла бы его к себе!

Только нет, пусть лучше остается здоровым и невредимым.

ТРУДНОЕ РЕШЕНИЕ

Июньский вечерний час тих и задумчив. Море бьет негромкой волной о плотину.

Леокадия идет одна вдоль плотины. Сколько связано у нее в жизни с этими безлюдными местами! Здесь, за поворотом в балочке, когда-то прозванной Лешкой «розой пятиморских запахов», открыл ей свое горе Нагибов. Здесь девять лет назад сидела она с Верой и гадала, что ждет их впереди, и строила планы, и возмущалась Вериной мечтой о «хорошей семье».

Семейное счастье… Сам ли человек складывает или разрушает его?

Почему так счастливы Лобунцы, Чаругины, Углевы, Громаковы, Альзины, Нелька и почему такой мучительный путь проделали к счастью Стасик с Аллой и так изламывается все время жизнь Веры?

Не может быть семейное счастье лотереей. И наверно, все решает тот материал, из которого складывают его: серьезность или легкомыслие, бездумье или чувство долга, чрезмерная доверчивость или разумность… Какой сплав дает самый прочный фундамент? И почему она сама…

Когда-то вот здесь, еще девчонкой, она сказала Вере:

— А я на всю жизнь останусь одна, если не встречу такого, которого полюблю.

Леокадия поглядела на море. Нешумливые волны катились одна за другой. На секунду ей представилось, что она стоит на крохотном островке, а вокруг все и всё против нее. И отец, и товарищи, и устои общества. Волны подступают, подступают к островку. Может быть, пойти наперерез им? У нее хватило бы для этого сил, как и для того, чтобы устоять. Но она сама не хотела и не могла.

Леокадия дошла до поворота плотины к мосту, когда увидела… Володю Куприянова. Он шел понурясь, словно всматриваясь в никому другому не видимую линейку, прочерченную на бетоне, тащил под мышкой разбухший портфель, неуклюже оттопыривая локоть. С урока, что ли, ушел? Они почти поравнялись.

— Здравствуй, — тихо сказала Леокадия, почему-то обращаясь к нему на «ты».

Володя, будто очнувшись, остановился, поднял темноволосую голову. В глазах его метнулась ненависть. Он секунду не сводил с Леокадии напряженный, уничтожающий взгляд. Потом ломким мальчишеским голосом сказал:

— Вы — нечестная! — и быстро пошел дальше.

…Леокадия незаметно для себя очутилась у канала. Мутные волны его были неприветливы. Зачем она сюда пришла? И здесь она видела перед собой только глаза Володи, слышала его голос: «Вы — нечестная!»

Нет, никогда не смогут они с Володей стать друзьями. Это ей тоже не дано…

В этот же вечер она сказала Всеволоду, что уезжает на Урал. Он не стал ее отговаривать, расспрашивать, видно поняв необходимость такого решения, только попросил:

— Ты, когда устроишься, напиши.

Она не могла бы объяснить, почему назвала именно Урал. Может быть, потому, что он казался ей необыкновенно далеким и молчаливым.

— Напишу.

— Мы с Олей решили осенью пожениться.

— Рада за вас. И очень жалею, что не буду на свадьбе.

— Ничего, мы как-нибудь к тебе приедем. — Он пытался подбодрить ее, хотя, по совести, ему так не хотелось, чтобы она уезжала.

— Ну, доброй вам жизни. Оля сюда переберется?

— Да. Мы с ней завтра на день к ее родителям поедем, — улыбнулся, — смотрины…

Нет, он не пропадет. Всего за два года работы на комбинате освоил профессию аппаратчика и еще, «на всякий случай», приемщика оксидата, конденсаторщика, корректировщика. Сейчас уже твердо решено, что на комбинате будет химический факультет института, и Всеволод собирается поступить туда. Усмехнулась: «Продолжит химическую династию Юрасовых».