Девять месяцев, или «Комедия женских положений»

– Давайте! – согласилась Софья, стараясь не слишком пялиться на выдающийся нос новой соседки и не обращать внимания на голос, похожий на вопль павлина. Лишь бы человек был хороший, не правда ли? – Вы купили квартиру у Павлика? – с какой-то странной интонацией поинтересовалась она. – Я давно говорила ему... ну, во всяком случае, тогда, когда он был в «холодном», вменяемом состоянии, что ему надо продать эту квартиру, купить однокомнатную, а ещё лучше – маленький домик в деревне. А разницу потратить на лечение. Рада, что он так и сделал. Пусть у него всё будет по-человечески, уж даже боюсь произносить слово «хорошо». Родители у него умерли, он по юности попал в компанию любителей снимать стресс сердитыми и недешёвыми средствами. А так-то парень он отличный. Никогда не воровал. Просто продавал всё, что от родителей осталось. И материны драгоценности, и тряпки, а потом уже и книги, и мебель, и даже люстры – всё в ход пошло. Страшная это болезнь, страшная... Рада, что он за ум взялся. Надеюсь, всё у него получится!

– Мне ваше лицо знакомо! Мы не встречались раньше? – проигнорировав тему неизвестного ей ни ухом, ни рылом Павлика, удивилась Светочка.

– И мне! – добавила всегда молчаливая Тина. – Послушайте, а вы не в медицинском институте учились? Не в 1992 году закончили?

– Да! – обрадовалась Соня спасительным ориентирам от спутницы новой соседки, потому что в голове у неё уже крутилась ответная, не слишком однозначная конструкция типа: «Если бы мы встречались, я бы вас непременно запомнила! Ещё бы не запомнить такой... такой... такую замечательную неординарную внешность!»

– Так мы на курс моложе вас! – радостно раскаркалась Светочка. И тут же гостеприимно добавила: – Милости просим к нам с подругой на чай через пятнадцать минут!

Автор ещё раз позволит себе упомянуть о Павлике, потому как более в нашем повествовании сей персонаж не появится. Но если в декорациях повесили на крючок полотенце, то кто-то хоть разок за время действия должен им утереть лицо или вытереть руки. Иначе труды драматурга и бутафора псу под хвост, или же это модерн. А до модерна автор этого бытового повествования пока ещё не дорос... Так вот, упомянутый тут проходной Павлик во время вышеприведенной сцены знакомства гражданок Шевченко и Заруцкой блаженствовал в сладостном плену наконец-то полученной от сотрудников УБОПа дозы. Перед этим он был задержан, ему были предъявлены обвинения в краже и даже в грабеже, коих он ни сном, ни духом, ни – тем более – телом – не совершал. Ибо был наркозависимым, но преступником ещё ни разу не был, потому как в нашей стране употребление без хранения и сбыта считается болезнью, а не нарушением закона. Плохо это или хорошо, правильно или неправильно – судить не нам и, увы, не богу, а соответствующим законодательным органам. Органы же исполнительные сказали Павлику (если вам нужна фамилия – пусть будет «Иванов»), что пока он не подпишет показания и вот ещё кое-какие бумаги, касающиеся отчуждения его собственности во благо не то чтобы уже социалистической, но и вовсе пока не капиталистической законности... В общем, вот эти гербовые бумаги. Видишь, падла, длинную такую чёрную линию? Вот тут ты и должен написать: «Павел Иванович Иванов» и напротив поставить свою грёбаную сигнатуру. Подпись то бишь. Закорючку, которой ты, падла, удостоверяешь свою подлую наркоманскую личность. Вменяемость же твою и трудоспособность подтвердит наш нотариус. Сразу после того, как ты подпишешь всю документацию. Потому что до того никаких тебе сладостных опиатов. А без них ты, падаль, невменяем и нетрудоспособен. А теперь, Пашка, скажи спасибо дядям, что не за кражу, не за грабёж и даже не за сбыт. А всего лишь за хранение. Что? Немного? Для личного пользования? Ну, знаешь ли... Столько маковой соломки для личного пользования даже Буриданов осёл не хранил бы! Подкинули?!. Ты откуда такие слова нехорошие знаешь, гадёныш? Нам честь мундира дороже ума и совести всех вместе взятых эпох!.. Пару лет лагерей труда и отдыха будут тебе только на пользу. И станешь, может быть, ты из падали снова человеком. На тебе укол, птица Феникс, возрождайся. Вот, умница, хороший мальчик Павлик. А теперь суд, тюрьма, Сибирь. Шутка! Какая Сибирь, ты что?! Всего лишь Мордовия. Курорт. Кури бамбук, Павлик, и помни нашу доброту!

Вы хотите сказать что-то на предмет эпизодического «полотенца»?.. Автор ни в коем разе. Просто полотенце висело на крючке, и, соответственно, им необходимо было утереться. Вот мы и утёрлись... по законам жанра.