В общем, непросто дался Софье Константиновне её первый обход на правах исполняющей обязанности. А уж как выделывалась на втором этаже Светлана Степановна... Чем, впрочем, рассмешила всех, от докторов до беременных. Потому что тяжеловес, топорно и неповоротливо пытающийся повалить молниеносную тень, всегда смешон и вызывает жалость, а не аплодисменты и уважение.
В общем, леди Годива поняла бы Сонины чувства.
– Софья Константиновна, вы прирождённый руководитель, – шепнул ей Пригожин.
– Сонечка, извини меня, пожалуйста, за дурацкую выходку: жара, давление, возраст, – отпросив её на минутку в сторонку, быстро проговорила Куцинихер. – Это на меня эта... Да и я сама, старая дура. Прости, пожалуйста!
– Соня, теперь у тебя подписывать протоколы и статистические талоны? – уточнила на миг вернувшаяся в рабочее пространство молодая дурочка Степанова.
– Не у тебя, а у вас. И Соня, Алла Владимировна, на базаре семечками торгует! – прошипела на недалёкую, но, в сущности, безобидную девушку Любовь Петровна.
Интерны и акушерки всем своим видом давали понять, мол, они и давно знали, и вообще ни капли не сомневались! А то, что вам, Софья Константиновна, могло показаться, что мы, мол, такие же суки, как все, и только того и ждём, чтобы вы споткнулись, так то вам показалось, не верьте! «Ой, да ладно! – ответила бы им Соня, если бы этот невербальный диалог глаз, ужимок и повадок, выдающих отношение куда лучше слов, происходил вслух. – Все мы люди, и кто без греха любопытства и тайного замирания надпочечников при подглядывании за чужой битвой, тот первым брось камень в своё отражение в зеркале!»
– Сонька, пошли покурим! – как ни в чём не бывало подошла к бывшей соседке-подруге Светочка Шевченко.
Вы напряглись, ожидая разборок? Потому что маячившая неподалёку дневная этажная акушерка напряглась. Расслабьтесь, разборок не будет. Как вы уже поняли, Софья Константиновна не склонна к публичным красочным, но краткосрочным эффектам.
– Пойдём, Свет. Чуть позже, – улыбнувшись, сказала она без малейшей обиды или ещё чего-нибудь подобного в голосе (хотя желание выписать Светочкиному заду пенделя никуда не делось, ибо все мы рабы своих разнузданных инстинктов родом из первобытного, не замутнённого лицемерием, воспитанием и модными одеждами пещерного бытия). – Сейчас совместный осмотр заведующего с начмедом. Виталий Александрович! – чуть повысив голос, Соня обратилась в сторону ординаторской с вечно открытой в дневное время дверью.
– Да, Софья Константиновна? – с готовностью выскочил в коридор долговязый брюнет.
– Виталий Александрович, возьмите из папки Аллы Абрамовны историю Тарасовой из третьей палаты и отправляйтесь с ней под смотровую. Ира, – обратилась она к дежурной акушерке, – позвоните Павлу Петровичу, скажите, что мы готовы и ждём его. И приведите саму Тарасову, разумеется.
Светочка постояла-постояла и, фыркнув, ушла.
Интерн Виталик чувствовал себя, ни много ни мало, графом Орловым при Екатерине Великой и был готов расцеловать Аллу Абрамовну в засидевшийся на потёртом стуле тухис за её демарш во время обхода. Ведь именно благодаря этому он теперь фаворит императрицы и, возможно, буквально уже сегодня его допустят в операционную на правах первого ассистента! А там уже и до хирурга недалеко. Главное, Софье угождать, в глаза подобострастно смотреть и даже соблазнить, в конце концов! Чего такого? Баба она красивая. Да и не такая она старая, всего на шесть лет его старше, сейчас уже никто ничего не считает! Лёнька, однокурсник, тот вообще ассистента с кафедры гистологии сто лет назад – на втором курсе! – тягал. Так та вообще древняя была – тридцать восемь! А Лёньке тогда двадцать один всего был. Все ещё ржали, что он геронтофил. А Лёнька только посмеивался сперва, а потом и вовсе с кулаками на всех лез – влюбился. Все и заткнулись. Потом она его бросила, и Лёнька чуть не повесился. Вот тебе и старая!
Такие мысли витали в голове у интерна первого года обучения Виталия Александровича, пока правая рука кандидата медицинских наук, врача высшей квалификационной категории, да и вообще большого доки своего дела начмеда Романца изучала готовность родовых путей Тарасовой к, собственно, родам. Пока изучали, пока Софья Константиновна и Павел Петрович беседовали и решали, как быть, в смотровую просунула голову Любовь Петровна:
– Палпетрович, Софья Константиновна, заканчивайте! Нам ещё помыть всё надо, санэпидстанция через полчаса-час будет.