Три года с тех пор Павел Петрович Романец, Алла Владимировна Степанова, заведующий отделением неонатологии и ещё парочка плюс-минус причастных лиц регулярно ходили в суд. С семьёй истицы уже сдружились, Роме её матросские костюмчики дарили. Она бы уже и рада была дать задний ход безо всяких миллионов, да нельзя. Вроде как процесс двигался к завершению, с полным и безоговорочным её проигрышем. Впрочем, Романец пообещал ей оплатить судебные издержки, если что. Потому что муж за истекшее время от неё и взаправду ушёл. Почувствовав преимущества фиктивной поначалу свободы, расширил её границы до полной и окончательной объективной. Вжился в роль, чему жена поспособствовала собственными руками. А зачинщица этой комбинации – мамочка дамочки, а вовсе не муж – пыталась ещё стребовать с Романца оплату услуг адвоката за всё истекшее процессуальное время. На что Павел Петрович, бывало, поедая прямо из банки принесенные заботливой мамашей на судебное заседание голубцы (доктор, чай, тоже человек, трое суток перед заседанием из родильного дома не выходил, домашней жратвы ему хочется, да и полезно это для желудка больше буфетной больничной жижи), скручивал ей засаленную сметаной фигу. Вот такие вот последствия одной неверной записи и недолжного хранения служебной документации. А если читатель решит, что автор всё выдумал и в жизни не бывает таких глупых исков и тем более мамаш истиц, таскающих в банках харч для ответчика, то это его право. Было – не было – художественное произведение всё стерпит. Автор даже настаивает на том, что всё изложенное – вымысел, и, таким образом, ограждает себя от малейших поползновений, паче чаяния среди потребителей многотысячного тиража найдётся хоть одна с похожей на вымышленную – вымышленную! – историйку с пасторальными рюшами домашних голубцов.
А где там наша Софья Константиновна? Ага. Стоит скромненько, не смотри что исполняющая обязанности заведующей (или всё-таки заведующего?) отделением, ждёт, когда же уже Светлана Степановна распишет родильнице в мельчайших подробностях необходимость клизмы с целью очищения кишечника перед снятием шёлковых швов с промежности. Наконец пациентка ушла. Пятнадцать раз повторив, что она уже всё поняла, не такая уж она и дура, чтобы не понимать про клизму и про то, почему такая строгая, решительная и быстрая, как револьверный выстрел, Светлана Степановна вдруг так полюбила кашу жевать. Оно же понятно, тут Софья Константиновна стоит, новая заведующая, отличная баба. Пролактин не пролактин – теорию относительности и до того не понимала, а цирк с конями ваш, Светлана Степановна, в любом состояния сознания ясен. Не смешите людей, я тут пять недель провела, всех ваших тараканов по отчеству знаю. Дура будет последняя Софа, если вас из отделения не турнёт под ваш пышный зад.
– Светлана Степановна, если ты не занята, пойдём покурим, – некоторому риторическому иезуитству Соня у Глеба научилась очень быстро. Вот скажи она Светочке: «Пошли покурим!» – та бы в ответ обязательно визгливо протявкала, что занята. Пока ординатор Шевченко соображала, что ей сейчас больше на руку: рявкнуть на окончательно «зарвавшуюся» Соньку или временно прикинуться бальзамом для ран, Софья Константиновна добавила:
– Тем более мне надо с тобой срочно и серьёзно поговорить, и другого случая, видимо, сегодня не будет. А завтра разговор может стать неактуальным.
– Ну, пошли! – сквозь зубы процедила Светочка.
В курительном закутке подвала никого, к счастью, не было.
– Ты, Соня, стала такая высокомерная, ужас! Прям мать-командирша. Без году неделя, да и назначили всего лишь исполняющей обязанности, а не заведующей, а ты уже...