Девять принцев Амбера

Моей одежды там не было. Затем я услышал шаги. Я вернулся на кровать и как можно более тщательно накрыл себя бинтами и разломанным гипсом. Дверь снова открылась. Затем комната ярко осветилась и у самого входа, у выключателя, я увидел здоровенного детину в белом халате.

— Мне сказали, что вы тут грубо отказываетесь подчиняться нашей санитарке, — сказал он, и здесь уж было не притвориться, что я сплю. — Как это понять?

— Не знаю, — ответил я. — Как?

Это его обеспокоило на секунду-другую, затем, нахмурившись, он продолжал:

— Сейчас время вашего вечернего укола.

— Вы врач?

— Нет, но мне велено сделать вам укол, а для этого у меня хватит специальной медицинской подготовки.

— А я отказываюсь от укола и имею на это полное юридическое право. В конце концов, какое вам дело?

— Я сделаю вам укол, — он приблизился ко мне с левой стороны кровати. В руке его появился шприц, который до этого он тщательно скрывал.

Это был очень некрасивый, грязный удар дюйма на 4 ниже пояса, если я не ошибаюсь, после которого он очнулся перед кроватью на коленях.

— … …, — сказал он спустя некоторое время.

— Еще раз подойдете ко мне, — сказал я, — и пеняйте на себя.

— Ничего, мы умеем обращаться и с такими пациентами, — с трудом выдавил он из себя.

Тогда я понял, что наступило время действовать.

— Где моя одежда? — спросил я.

— … …, — повторил он.

— В таком случае мне придется позаимствовать вашу. Дайте ее сюда.

Его ругань в третий раз уже начала утомлять меня, так что пришлось накинуть на него простыню и оглушить железным прутом по голове. Примерно через две минуты я был одет во все белое — цвет Моби Дика и ванильного мороженого. Какое уродство! Я запихал его в стенной шкаф и выглянул через зарешеченное окно. Я увидел старую луну с молодым месяцем на руках, качающую его над верхушками тополей. Трава серебрилась и переливалась тонким светом. Ночь слабо спорила с солнцем. Ничто не подсказывало мне, где именно я находился. Комната моя, тем не менее, находилась на третьем этаже здания, и слева от меня, внизу, освещенный квадрат окна говорил о том, что на первом этаже тоже кто-то не спал.

Так что я вышел из комнаты и осмотрел коридор. Слева он заканчивался глухой стеной с зарешеченным окном, и по обе стороны располагались четыре двери, две на каждой. Скорее всего эти двери вели в такие же палаты, как и моя. Я подошел к окну, но не увидел ничего нового: те же деревья, та же земля, та же ночь. Я повернулся и направился в другую сторону. Двери, двери, двери — без единой полоски света под ними, и единственный звук — шлепанье моих ног, да и то только потому, что позаимствованная обувь оказалась слишком велика.

Часы моего вышибалы показывали 5 часов 44 минуты. Металлический прут я заткнул за пояс под белым халатом, и он очень неудобно бил меня во время ходьбы по бедру. На потолке коридора примерно через каждые 20 футов горела лампа дневного света. Добравшись до первого этажа, я свернул направо и пошел по коридору, высматривая дверь с выбивающейся из-под нее полоской света. Дверь эта оказалась самой последней по коридору, и я был так невежлив, что вошел в нее не постучавшись.

За большим полированным столом, наклонившись над одним из ящиков, сидел человек в роскошном халате. На палату эта комната что-то не походила.

Он поднял голову, и глаза его загорелись, а губы раздвинулись на секунду, как будто он хотел закричать, но удержался, увидев выражение на моем лице. Он быстро встал. Я закрыл за собой дверь, подошел ближе и сказал:

— С добрым утром. Боюсь, у вас будут крупные неприятности.

Люди, по-видимому, никогда не излечатся от любопытства по поводу неприятностей, потому что те 3 секунды, которые потребовались мне, чтобы пересечь комнату, он спросил:

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что собираюсь подать на вас в суд за то, что вы держали меня взаперти, а также за издевательство и незаконное употребление наркотиков. В настоящий момент у меня как раз начался тот период, когда мне необходом укол морфия, а поэтому я за себя не отвечаю и могу начать бросаться на людей и …

— Убирайтесь отсюда, — выпрямился он.

Я увидел на его столе пачку сигарет. Закурив, я сказал:

— А теперь сядьте и заткнитесь. Нам надо кое-что обсудить.

Сесть он сел, но не заткнулся.

— Вы нарушаете сразу несколько правил.

— Вот пусть суд и разберется в том, кто что нарушает. А теперь мне нужна одежда и личные вещи. Я выписываюсь.

— Вы не в том состоянии…

— Вас не спросили. Гоните мои вещи, или я действительно обращусь в суд.

Он потянулся к кнопке звонка на столе, но я откинул его руку в сторону, повторив:

— Мои вещи. А это вам следовало сделать раньше, когда я только вошел. Сейчас слишком поздно.

— Мистер Кори, вы были очень тяжелым па…

Кори? Я перебил его:

— Сам я сюда не ложился, но будьте уверены, выписаться отсюда я выпишусь. И причем сейчас. Так что вы не задерживайте меня.

— Совершенно очевидно, что вы сейчас находитесь не в том состоянии, чтобы оставить стены этой клиники. Я не могу допустить этого. Сейчас я вызову санитара, чтобы он помог вам добраться обратно в палату и уложил бы вас в постель.