Девять принцев Амбера

На минуту я испугался, что сейчас она спросит меня, кого я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала:

— Как всегда, пока ничего нового не слышно. Возможно, ты поступил мудрее всех. Мне самой здесь так хорошо. Но как можно забыть все… величие?

Я опустил глаза к полу, потому что не был уверен в их выражении, и сказал:

— Нельзя. Просто невозможно.

Засим последовало долгое и неуютное для меня молчание, которое она нарушила.

— Ты ненавидишь меня?

— Что за ерунда, — ответил я. — Ведь что там ни говори, как я могу тебя ненавидеть?

Это, казалось, пришлось ей по душе, и она обрадованно обнажила в улыбке свой белозубый рот.

— Хорошо. И спасибо тебе большое. Кем бы ты ни был, но ты настоящий джентльмен.

Я поклонился и расшаркался.

— Ты вскружишь мне голову.

— Ну, что ты там ни говори, а это навряд ли.

И я почувствовал себя неуютно. Моя ненависть и ярость вновь пробудились во мне, и я подумал, знает ли она, против кого они могут быть направлены. Я почувствовал, что знает. Я с трудом удержался от желания спросить ее об этом в лоб.

— Что ты думаешь делать? — спросила она в конце концов, и мне ничего не оставалось делать, как туманно ответить:

— Ну, конечно, ты ведь мне не веришь…

— Как мы можем тебе верить?

Я решил запомнить это «мы».

— Вот видишь. Так что в настоящее время я просто воспользуюсь твоим покровительством. Я буду только рад жить здесь, где тебе не составит никакого труда не выпускать меня из виду.

— А дальше?

— Дальше? Там видно будет.

В нашей беседе наступила давольно-таки длинная пауза. Она не выдержала ее первой и сказала:

— Умно. Очень умно, и ты ставишь меня в неловкое положение.

— Да, ты, конечно, можешь остаться, но я хочу предупредить тебя, — тут она поиграла каким-то брелком, висевшим на цепочке на ее шее, — что это — ультразвуковой свисток, специально для собак. У Доннера и Блитцера четыре брата, каждый из них великолепно выдрессирован, и все они сбегаются на мой свисток. Так что поостерегись появляться там, где твое присутствие нежелательно. Если они нападут все вместе, то даже ты не выстоишь долго против такой атаки. В Ирландии и волков-то не осталось после того, как там завели эту породу собак.

— Знаю, — механически ответил я, и тут же понял, что я действительно это знаю.

— Да, — продолжала она. — Эрик будет доволен, что ты — мой гость. Это вынудит его оставить тебя в покое, а ведь ты именно этого и хочешь, «Несе-па»?

— «Уи, мадам», — ответил я.

Эрик! Это что-то значило! Я знал Эрика, и почему-то это было очень важно, что я знал его. Правда, это было давно. Но Эрик, которого я знал, все еще был для меня очень важен. Почему?

Я ненавидел его, и это была одна из причин. Ненавидел его настолько, что даже мысль о том, что я могу его убить, была мне не в диковинку. Возможно, что когда-то я даже пытался это сделать.

И между нами существовала какая-то связь, это я тоже знал. Родственная?

Да, да. Именно это. Причем ни мне, ни ему не нравилось, что мы … братья. Я помнил… помнил…

Большой, сильный Эрик — с его влажной, кудрявой бородой и глазами — такими же, как у Эвелины! На меня нахлынула новая волна воспоминаний, в висках отчаянно пульсировало, лоб покрылся испариной. Но ничего не отразилось на моем лице, и я медленно затянулся сигаретой и прихлебнул пиво, одновременно сообразив, что Эвелина действительно была моей сестрой! Только звали ее не Эвелиной — это было точно. Что ж, придется вести себя еще осторожней, — решил я. — В конце концов, не так уж трудно вообще не называть ее по имени до тех пор, пока я не вспомню. А что же я сам? И что, наконец, все это значит? Эрик, внезапно ощутил я, был как-то связан с той моей автомобильной катастрофой. Она должна была закончиться моей смертью, но только я выжил. Не ОН ли и организовал ее? Да, подсказали мне мои ощущения. Это не мог быть никто другой, только Эрик. А Эвелина помогала ему, платя Гринвуду, чтобы меня держали в бессознательном состоянии. Лучше, чем быть мертвым, но …

Внезапно я понял, что придя к Эвелине, я попался Эрику прямо в руки, стал его пленником, на которого можно напасть в любую минуту, если, конечно, я здесь останусь.

Но она сказала, что если я ее гость, то Эрику придется оставить меня в покое. Я задумался. Я не имел права верить всему, что мне говорили. Мне придется все время быть настороже. Возможно, действительно будет лучше, если я уйду отсюда, пока моя память полностью ко мне не вернется.

Но в душе моей что-то меня подхлестывало. Почему-то мне казалось, что жизненно важно узнать, в чем дело, как можно скорее, и действовать, как только я все узнаю. У меня было чувство, что время дорого. Очень дорого. И если опасность была ценою за мою память, то быть по сему. Я остаюсь.

— И я помню… — сказала Эвелина, — …

Тут я понял, что она говорила со мной несколько минут, а я даже не слушал. Может, потому, что она болтала о пустяках, и я автоматически не слушал, а может, потому, что меня захлестнула волна моих собственных воспоминаний.