Девять принцев Амбера

У меня не было времени смотреть, что произойдет дальше: пришлось вступить в бой. Но колоду он поймал. Это я успел заметить краешком глаза. И тогда начался последний этап нашего восхождения на Колвир. Скажу только, что нам удалось это сделать, и я остановился, тяжело дыша, на верхней площадке лестницы, и стал ждать, когда вокруг меня соберутся остатки моего войска. Мы построились и кинулись в атаку. Чтобы дойти до гигантской арки, являющейся восточными воротами Амбера, нам потребовался примерно час. Мы миновали ее с боем и вошли в город. Где бы сейчас ни был Эрик, я уверен, он не предполагал, что нам это удастся. Невольно я вспомнил Блейза. Хватило ли у него времени выхватить нужную карту и воспользоваться ею, прежде чем он упал на дно пропасти? Видимо, я никогда этого не узнаю. Мы недооценили противника, очень недооценили. Сейчас его войско намного превосходило наше численностью, и нам оставалось только биться до последнего, потому что о победе нечего было мечтать. Зачем я бросил Блейзу колоду карт? Я знал, что у него не было своей, и действовал подсознательно, повинуясь инстинкту, который скорее всего приобрел на Отражении Земля. Ведь карты необходимы были мне, чтобы спастись, если меня разобьют.

Наступил вечер, и моя небольшая армия таяла на глазах. Нас окружили со всех сторон, а до дворца было еще далеко. Мы потерпели поражение. Льювилла или Дейдра предоставили бы мне убежище. Зачем я лишил себя возможности к ним обратиться?

Я отразил очередную атаку, убил гвардейца и перестал думать о своем поступке. Солнце зашло, небо потемнело. Нас оставалось всего несколько сотен, и мы не приблизились к дворцу ни на шаг. Затем я увидел Эрика, отдающего какие-то распоряжения громким голосом. Если б только мне удалось подойти к нему ближе! Но это было невозможно. Я сдался бы ему в плен, чтобы сохранить жизни моим людям. Но сдаваться было некому, и никто не предлагал мне условий капитуляции. Эрик не услышал бы меня, закричи я во все горло. Он был слишком далеко.

Короче говоря, они убили всех, кроме меня. А на меня набросили сети и свалили на землю, обстреляв тупыми стрелами без наконечников. Я помню, что получил множество ударов по голове и впал в беспамятство, похожее на кошмарный сон, от которого никак не удавалось избавиться.

Мы потерпели поражение. Меня разбили наголову.

Пробудился я в подземной темнице Амбера, горько сожалея, что мне не удалось победить, хотя трудный путь я прошел почти до самого конца. Если меня оставили в живых, значит, у Эрика были на то основания. Перед моими глазами возникли видения колодок, огня и щипцов для пыток. Я представил себе, как постепенно начну деградировать, лежа на сырой соломенной подстилке. Долго ли я оставался без сознания? Неизвестно. Я тщательно обыскал маленькую тюремную камеру, пытаясь найти хоть какой-нибудь предмет, с помощью которого можно было бы покончить жизнь самоубийством. Безуспешно. Устроившись поудобнее, я заснул.

Проснулся я в полном одиночестве. Никто меня не пытал, и мне некого было подкупить. Еды тоже никто не принес. Я лежал, завернувшись в плащ, и вспоминал свою жизнь с тех пор, как очнулся в Гринвуде и отказался от укола. Может быть, зря. Я познал отчаяние. Скоро должна была состояться (если уже не состоялась) коронация Эрика, но сон — благо, а я так устал… Впервые за долгое время я получил возможность отдохнуть и забыть о всех своих неприятностях. Камера была темной, сырой, и в ней пахло гнилью.

Сколько раз я просыпался и вновь засыпал, не помню. Дважды я находил у двери поднос с мясом, хлебом и водой. Каждый раз я съедал все без остатка. В камере было холодно. Я ждал. Затем за мной пришли. Дверь распахнулась, и камера тускло осветилась. Я моргнул с непривычки, и в этот момент меня позвали. В коридоре вы строился отряд стражников, так что сопротивляться было бессмысленно. Я потер рукой щетину на подбородке и пошел туда, куда меня повели. Шли мы долго — сначала коридорами, потом по спиральной лестнице — и в результате очутились во дворце Амбера. Я ни о чем не спрашивал, со мной никто не разговаривал. Меня привели в теплую, чисто убранную комнату и велели раздеться донага. Я разделся. Затем мне указали на ванну с горячей водой, от которой поднимался ароматный пар, и подошедший слуга помыл меня, подстриг и побрил. Когда я вытерся насухо, мне дали чистую одежду — черную с серебряной отделкой. Когда я оделся, на меня накинули плащ — черный с застежкой в форме серебряной розы.

— Теперь вы готовы, — сказал сержант. — Следуйте за мной.